eile

1. Kaunas 1918-2015: Architektūros gidas. Labai retas atvejas lakoniško ir dailingo stilio, tikslingų definicijų ir kompaktumos. Jis visaip fainas, ir patorus dėl to kad prie kiekvieno mano aprašymo duotas pastato plenas. Bet man būtent patinka skaityti, kaip viskas formuoliojasi, apibrėžasi, kaip laikas biega per ją.
2. Antanas Belskas. Atviraštirdis. Buki sovietmečio (1978) taip vadinanti "humoristinė proza".
3. Antanas Dambarauskas. Viskas praeina. 1991. «Кстати, насчет падения половины Луны. Была рукописная (машинописная) самиздатовская брошюрка "Пророчества Милоша". Там цитируется Апокалипсис и рядом даются пояснения Милоша. Там, кстати, конь бледный интерпретируется как конь литовской Погони [=герба]. В этом году краем глаза видел литовский перевод «Расшифровок Апокалипсиса». [?] Рукопись, напечатанная через копирку, была ужасно дрянная, едва читаемая. На глаза попался короткий пассаж, фраза в начале книги. Именно же такая: "Америка сгинет в огне, Англия сгинет в огне и воде, на Россию упадет пол-Луны"» (psl. 95).

   И действительно, у Оскара Милоша в Clef de L'Apocalypse, на первой странице, прямо первый абзац: Le déchiffrement des cryptogrammes hébreux de la Bible nous a permis de déterminer la période finale de six années qui nous sépare de janvier 1944 et que doivent marquer les événements principaux suivants : conflagration universelle, anéantissement de l'Amérique par le feu, de l'Angleterre par le feu et l'eau et de la Russie par la chute d'une partie de la lune. Ces catastrophes, nous les avons annoncées déjà dans l'« Apocalypse de Saint-Jean déchiffrée », publiée en 1933, hors commerce, comme complément à notre étude « Les origines ibériques du Peuple Juif » (Nouvelles Littéraires, mai 1932 et Revue des Vivants, décembre de la même année).

   Еще там есть раздел «Les Origines Ibériques du Peuple Juif». И в более ранней книжке Милоша: Le machinisme russe et le plan quinquennal sont les naïfs enfants du matérialisme américain. Le feu du ciel qui descend sur la terre, c'est l'électrification prochaine des terres fertiles du sud, sur lesquelles tombera le tiers de la Lune (SINTHEA, LEBANAH).

   Кроме того, там есть приятные пассажи про коней апокалипсиса: (1) Deuxième permutation : En polonais, Cheval Roux se dit GNIADY. C'est là l'anagramme de GDYNIA, port construit récemment par les Polonais dans le voisinage de Dantzig. (2) Mais les mots «celui qui le monte» (PARASCH en hébreu, anagramme d'ASCHPAR, Etoile du Matin), combinés avec le nom polonais du Cavalier lithuanien, POGON LITEWSKA, le SOUS et le M d'ADMONI, donnent, selon une permutation trop longue et trop compli- quée pour être reproduite ici, la date du 8 juin du « ROK PANSKI », en polonais : année du Seigneur.

   Ср. Marspanik (1924), ср. «Приключения Незнайки и его друзей» (1954)а: А Незнайка побежал во всю прыть домой и давай кричать: – Братцы, спасайся! Кусок летит! – Какой кусок? – спрашивают его. – Кусок, братцы! От солнца оторвался кусок. Скоро шлепнется – и всем будет крышка. Знаете, какое солнце? Оно больше всей нашей Земли!

4. Виктор Мартинович. Ноч. (бел.), Паранойя (рус.), Мова (рус.). Последнее (лучшее у Мартиновича) довольно слабо написано (языковые маски антагонистов совершенно слипаются). Но зато там очень по делу и на злобу дня употреблен весь инструментарий бюрократического копипейста, взятый у Сорокина («Норма» и под.).
5. Андрей Упит. Земля зеленая. Первые 200 страниц обсуждается постройка деревенского парома. Экстаз.
6. Ханну Мякела. Бесстрашные Пекка. Полные отстой.
7. А.А.Плетнева. Лубочная библия.
8. Э. Ле Руа Ладюри. Мантаию, окситанская деревня. Очень нудно про катаров.
9. Девис. Возвращение Мартина Гера.
10. Б.Ф.Егоров. Жизнь и творчество Ю.М.Лотмана. И мн. т.п. В т.ч. военные воспомиания Рейфмана (Дамочки, не ройте ямочки. Наши танки разрушат ваши ямки.)
11. М.Данилов, Ю.Либерман, А.Пятигорский, Д.Сигал, Б.Успенский. Предварительное сообщение об опыте семиотического исследования речевого потока под воздействием мескалина // Семиотика 2. Тарту, 1965. Стр. 345-346.
12. Бессонов. Калеки перехожие.
13. Venclova. Kalbos ženklas. Пред-предпоследнее там — "Диалог зимою", написанное в жанре классической оды на пленере ("Вгляни на сей пейзаж. Пока темно./ Сквозь дюну прогрызается шоссе. / Здесь континент воюет с океаном, / невидимый, но полный голосов..."), где есть такой пассаж — описывающий, очевидно, съемную комнату или пансионат на побережье в несезон: "Не телеграмм, не писем нету тут, / лишь снимки. Не работает транзистор. / Как будто, воском капая, свеча, / опасную эпоху опечатала". И эта последняя фраза дословно выглядит так: Užantspaudavo pavojingą laiką. Глагол, который здесь употреблен — подходит только для запечатывания писем и опечатывания дверей. Причем Вецлова нарочно так строит фразу, чтобы она выглядела словно опечатка — он пишет laiką (время) там, где ждешь laišką (письмо). То есть ——— я хочу сказать, получается как бы квартира опечатанная изнутри, а не снаружи, как обычно бывает.
14. И.Ф.Рюль. Краткое наставление: каким образом должно обходиться с умалишенными доколе они будут помещены в заведение, устроенное для больных этого рода, и необходимость и польза помещения их в оное. СПб., 1839.
15. Chr. Stang. Die westrussische Kanzleisprache des Grossfürstentums Litauen
16. Григорий Канович. Малостоящее чтение.
17. Диалоги Платона в переводах Омельяна Гороцкого

Classics of statictics

Andrejus Sergejevas

Svetingoji Baltija

Kurortiniam sezonui Palanga ruošiasi nuo rudens. Besikalbėdamas su mūsų korespondentu Palangos miesto tarybos pirmininkas draugas Š. Mikūnis pasakojo:

— Ateinanti vasara bus karšta — 129 saulėtos dienos laikotarpiu nuo liepos 1-os iki rūgpjučio 31-os. Šį bei kitus tikslius skaitmenis gavome su naujos tarybinės elektroninės mašinos "Kama" pagalba. Pasistengsime deramai priimti brangiuosius svečius. Jų bus 106 472 žmonės. Po vieną mėnesį praleis kurorte 76 201 žmogus, po du — 28 990. Tris mėnesius pasisvečiuos 1 281 žmogus. Pažymėtina, jog iš to 1 281 žmogaus 1 280 yra pensininkai iš Maskvos. Už šį laikotarpį jūroje paskęs 147 asmenys, tarp jų 32 vyrai, moterų 19, vaikų ir pagyvenusių žmonių 96. Pagal nacionalinę sudėtį paskęsiantys pasiskirstys sekančiu būdu: pirmoje vietoje rusai (42 asmenys), antroje žydai (41 asmuo), trečioje latviai (29 asmenys). Patartina būti ypač atsargiems mūsų svečiams iš Kaukazo: iš 32 azerbaidžaniečių amžiams liks bangose 27. Užtat beveik nėra ko bijoti lietuviams — jų daliai teks tik viena nuskendusi, septyniametė mergaitė su kalbos defektu. Nuskendusių politinis veidas bus toks: TSKP narių bus 80, komjaunuolių 2, nepartinių 57, užsienio valstybių agentų 11. Dėl suprantamų priežasčių nuskendusių vardai iš anskto nebus publikuojami.

1967

Translation was made for Lithuanian language summer courses. Source text: Андрей Сергеев. Гостеприимная Балтика.

Apocalypses blues

Ты носишь имя, будто жив, но ты мертв. [О-йе!] (3:1)
Ты носишь имя, будто жив, но ты мертв. [О-йе!] (3:1)
Ты носишь имя, будто жив, но ты мертв. [О-йе!] (3:1)
И иной Ангел, имеющий власть над огнем, вышел от жертв. (14:18)

Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; (3:15)
знаю твои дела; [О-йе!] ты ни холоден, ни горяч; (3:15)
о, если бы ты был холоден, или горяч! (3:15)
И один из старцев сказал мне: не плачь! (5:5)

И по ту, и по другую сторону реки. (22:2)
И он собрал их на место, называемое по-еврейски. (16:16)
И видел я как бы стеклянное море, (15:2)
Одно горе прошло;
вот, идут за ним еще два горя. (9:12)

И видел я [...] книгу, написанную внутри. (5:1)
Я слышал третье животное, говорящее: иди и смотри. (6:5)
Ты (1:19) это (7:14) третье животное, говорящее: иди и смотри. (6:5)
И город великий распался на три. (16:19)

И взял я книжку из руки Ангела, и съел ее (10:10)
Он сказал мне: возьми и съешь ее. (10:9)
Он сказал мне: возьми и съешь, возьми и съешь ее. (10:9)
Бодрствуй и утверждай прочее близкое [О-йе! о-йе! оў-ее!] (3:2)

Это суть две маслины (11:4) пред Богом земли. (11:4)
Это суть две маслины, (11:4) мой (3:20) ангел, (8:12) пред Богом земли. (11:4)
Это суть две маслины и два светильника, стоящие пред Богом земли. (11:4)
И он сказал мне: это те, которые пришли. (7:14)

מעינקע קאַץ אויף ווייסרוסיש

Першым гімнам я быў пеў бульбу,
Спакусу дзеціньства, плод паслухмяных,
Цэладзённае сьвята бедных.

Бульба ёсьць плод наішляхетнейшы.
Вішня сьціпла, сьліва мае каменна сэрцэ,
У вертаградзе заўжды пьяны ветар скрыпаль.

Бульба ведае сколькі сьвятла
Ў плоднай цемры асемянелае,
Ды цалуе порах, у які Адам
зьвярнуўся.

На галодных правулках майго дзеціньства
Птушыны шлях быў бульбяным краем.

Верш Мейнкэ Каца з кнігі "Рокроўз" (1973).

Арыгінал:

Hymn to the Potato
O my first hymn was to the potato,
lure of my childhood, fruit of the humble,
the diurnal festival of the poor.

No fruit is noble as the potato.
Cherries are coy, plums have hearts of true stone.
The wind is a drunk fiddler at the grape.

The potato knows how much light there is
in the fertile darkness of seeded earth,
kissing the dust to which Adam returned.

On the hungry alleys of my childhood,
the Milky Way was a potato land.

Menke Katz. Rockrose. 1973

eile

1. Johann Aavik. Ideedpe. Дневники лингвистического авангардиста Аавика времени Второй мировой войны, когда он был пенсионером. Захватывающее шестисотстраничное чтение.
   • Если бы я был всемогущим министром образования, я бы отстранил свою жену от учительской, потому что она не имеет подлинного интереса к делу: она не готовится к урокам и не трудится со рвением. [Kui oleksin kõikvõimas haridusminister, tagandaks ka oma naise õpetajaametist, sest ta ei tunne selle tegevuse vasto tõsist huvi: ta ei valmista tunde ette ega tööta andumusega.]
   • Далее он мечтает о том, как бы он на широкую ногу поставил научение эстонского народа правильному языку (ведь ошибками насыщено всё, от диалектов до университетов). Письменные экзамены, на которых нужно будет исправлять ошибки в Калевипоэге... «Ylikoolis luuakse eri õppetool Eesti õigekeelsuse alal». [В университете была бы создана отдельная кафедра эстонской орфографии]
   • В 1949 он дополняет эту мысль необходимостью полного запрета импровизированной речи в СМИ, чтобы любые публичные тексты (включая проповеди) подвергались лингвистической цензуре (Olen mõtlenud, et tuleks minna koguni nii kaugele keeleoskuse nõudeis, et avalikel kõnekoosolekoil ja raadios ei tohi esineda improviseerit kõnega... tuleb keeleliselt tsenseerida)
   • Он мечтал написать Зоиловскую историю эстонской литературы, где у каждого автора разбирались только его недостатки (Eile tekkis mul huvitav mõte. [...] See on Eesti kirjandusloo idee, kus päämiselt paljastetakse teoste ja autorite puudusi ja nõrkusi – vastokaalona ylistavaile kirjanduslugudelle.) — Останавливала его только боязнь расправы. Но тут же он не сдерживается и изливается в дневник. Больше всех достается Калевипоэгу. Воображаю, как бы он сам переработал Калевипоэг.
   • В сентябре 1942 он пишет: «Meil Eestis on rohkesti ebanormaalseid tyype, veidrikoid. Arvan, et Soomes ja ka Lätis neid nii suurt protsenti ei ole». Т.е.: У нас в Эстонии изобилие ненормальных типов, чудаков. Думаю, что в Финляндии да и в Латвии их не такой большой процент.
2. Giedrė Milerytė-Japertienė. Kai Kaunas buvo Kaunas.
3. Сыр и черви (дочитаны, наконец).
4. Монтаю, окситанская деревня.
5. Великое кошачье побоище (Darnton).
6. S. Clark. Piranesi.
7. Рейнблат. Лубочная книга.
8. Д. Ровинский. Русские народные картинки. (Репродукции коллекции Ровинского тут.)
9. А. Грищенко. Названия еврейских месяцев в средневековой славяно-русской книжности: переводы с греческого и непосредственные заимствования из семитских источников.
10. В. Вячорка. Пра герб і сьцяг. Ў прыватнасьці там напісана: "Напрыклад, фіны штораніцы узьнімаюць над дамамі свой фінскі сьцяг — залаты крыж на блакітным палотнішчы.

Vilnius poker stats upd 2020

eile

1. Леэло Тунгал. Четыре дня Маарьи.
2. Яан Кросс. Императорский безумец. Полет на месте.
3. Дюркгейм. Самоубийство.
4. Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанное сим последним. «Мы хотели дать Курильцу несколько водки, но трудность состояла в том, во что налить оной, ибо у нас совсем почти не было стеклянной посуды; тогда островитянин принес с байдары завязанный пузырь с тюленьим жиром, вылил оный, выворотил пузырь и налил водки».
5. Tove Jansson. Småtrollen och den stora översvämningen.
6. С. Харэўскі. Зьвяры-суайчыньнікі.
7. Поджио, Бонавентюр де Приер, Антуан Ля Саль, Малеспини, Цезариус Гейстербахский, Ворагине, Гийом Буше, Феликс Бобертаг etc.
8. Ольшванген, Ровницкий, Друянов.
9. Хроники Мате Сепши Лачко.

eile

1. Деяния данов.
2. Антоль Франс. Остров пингвинов. (Вот откуда С. Лем: Осмотр на месте и др.)
3. Бен Лифшиц. Полутораглазый стрелец. «У этих прямолинейных, цвета несвежей говядины, зданий, уже на небольшом удалении казавшихся железнодорожными пакгаузами, было свое, несоизмеримое с нашим существованием, бытие».
4. Dolphin communication and cognition. (ed. Herzing and Johnson). 2015.
5. John Lilly. The mind of dolphin: a non-human intelligence (1969). Общий вывод такой, что пока дельфины не начнут бухать, общего языка мы не найдем. Написано крайне экзальтированным слогом (впрочем, это же Джон Лилли).
6. Gregory Bateson. Steps to an ecology of mind. Самое интересное там The cybernetics of "Self": a theory of alcoholism.
7. Tove Jansson. Farlig midsommar.
8. Laugaste-Treu. Die estnischen Vogelstimmendeutungen. 1931.
9. Paul Ariste. Mälestusi. Toimetaja Mart Orav. 2008:
   • В моем классе учился сын священника. В Великий пост мне давали с собою бутерброд, иногда и с куском мяса. Фамилия священнического сына была Васильев. Васильев пошел к г-же Элманович жаловаться, что я ем мясо в Великий пост. Г-жа Элманович на это сказала: «Он эстонецъ, имъ полагается». Каждое утро перед первым уроком требовалось читать короткую молитву. Таковы были школьные правила. Религиозного уклона в школе не было. [Meie klassis oli üks preestripoeg. Suure paastu ajal oli mulle kaasa antud võileib, mille vahel oli lihatükk. Poisi perekonnanimi oli Vassiljev. Vassiljev läks proua Elmanovitšile kaebama, et ma söön paastu ajal liha. Proua Elmanovitš ütles selle peale «Он эстонец, им полагается». Kuigi hommikul pidi esimene tunni alguses loetama lühike palvus, mida nõudis koolikord, polnud koolis religioosset tendentsi. Lk.69]
   • Математику вел Нипман. Это был умный, но злой и сильно пьющий человек. С ним приходилось постоянно воевать. Первый раз он вошел в класс уже подвыпивши. Оглядел нас и сказал: «У вас настолько тупые лица, что следует вас сдать в Педагогический музей в качестве экспонатов. Там есть новые витрины, еще пустые. Вот вас в этих витринах нужно показывать, чтобы люди видели, насколько тупыми могут быть ученики. Если мне удастся научиться вас всему, что нужно, я сам пойду в витрину музея, чтобы люди видели, что такое великий учитель». За две недели до экзамена Нипман сказал: «Мы прошли весь план. Больше мне вас учить нечему. Займемся повторением». Один шкодник поднял руку и спросил учителя Нипмана: «А вы пойдете теперь на выставку Педагогического музея?» – «А что там?» – «Вы же сами говорили, что пойдете на выставку экспанатом, если научите нас за зиму всему, что требуется». – Учитель злобно уставился на мальчика, а затем сказал: «Чертов ты латышонок!» После установления государственной границы отношения между эстонцами и латышами тогда были напряженными. [Matemaatika õpetajaks tuli Nipman. See oli tark mees, kuid kuri ja viinavõtja. Temaga oli mul palju võitlemist. Ta oli veidi vipsis, kui tuli esimene kord klassi. Vaatles meid ja ütles: "Teie olete nõnda rumalate nägudega, et teid peaks saatma eksponaadiks Pedagoogilisse Muuseumi. Sinna on toodud uusi vitriine, mis on veel tühjad. Teid peaks panema vitrinidesse rahvale näitamiseks, kui rumalad võivad olla õpilased. Kui ma suudan teile seda kõike selgeks teha, mida on vaja, siis lähen ise muuseumivitriini, et rahvas näeks, kus on olnud vahva õpetaja." Kaks nädalat enne koolilõppu ütles Nipman: "Nüüd on meil kogu kava läbi. Mul pole enam midagi vaja teile õpetada. Nüüd kordame!" Üks naakmann tõusis püsti ja küsis õpetaja Nipmanilt: "Kas lähete nüüd Pedagoogilise Muuseumi vitriini?" – "Mis sinna?" "Te ise ütlesite, et lähete vitriini ennast rahvale näitma, kui suudate talve jooksul meile kõik selgeks õpetada." – Õpetaja vaatas poisile tükk aega vihaselt otsa. Siis ütles: "Sa oled kuradi lätlane!" Eesti ja Läti vahel oli pärast riigipriiride kindlaks tegemist vastuolusid. Lk.108]
   • Ходил я и на английский язык к Вилли Петерсу. Но в середине зимы бросил ходить. Петерс был немец из Австралии. Он учился фонетике в Гамбурге, был человек умный, но чудаковатый. Доходило и до патологии, когда он начинал третировать студенток. Их жалобы в конце концов принудили его покинуть Тарту. На лекциях он писал на доске для разбора разные фразы по-английски, например: The Estonians are unintelligent. Когда его увольняли и указали причиной увольнения, что его фразы обижали эстонцев, он подытожил: «Эстонцы и есть неинтеллигентные. Если бы не были таковыми, уволили бы меня гораздо раньше». У него была роскошная черная борода. И вдруг борода исчезла. Подстрекаемые студентками, студенты подкараулили его в ночи на улице и отхватили полбороды. Пришлось ему сбрить оставшееся. Вилли Петерс был, однако, хорошим фонетистом. От него я усвоил зачатки экспериментальной фонетики и интерес к фонетике в целом. То, что Петерс написал об эстонской артикуляции, и особенно о фразовой интонации, и сегодня заслуживает внимания. Данные, полученные им на кимографе, не опровергаются и современной аппаратурой и методами. [Käisin Willy Petersi inglise keele loenguil, kuid poolel talvel jätsin sel käitma. Peters oli Austraalia sakslane, oli Hamburgis õppinud foneetik, oli tark mees, kuid imelik. Ta oli muide pataloogiline, tungis naisiüliõpilastele vägisi kallale. Naisüliõpilaste kaebuste tõttu pidigi ta lõpuks Tartu lahkuma. Oma inglise keele loenguil kirjutas ta tajvlile analüüsiks niisuguseid lauseid, nagu "The Estonians are unintelligent". Kui ta vallandati ning vallandamise põhjuseks esitati ka tema eestlasi solvavad laused, olevad Peters öelnud: "Eestlased _on_ ebaintelligentsed. Kui nad seda poleks, oleksid nad mu juba varem valladanud". Tal oli uhke must habe. Äkki oli ta habemeta. Naisüliõpilaste ässitusel olid mõned meesüliõpilased tulnud tal öösel tänaval vastu ja lõiganud kiiruga pool habet ära. Oli siis ajanud habeme täiesti maja. Willy Peters oli siiski hea foneetik. Temalt sain katselisfoneetika alged ning huvi foneetika vastu. Mis Peters on kirjutanud eesti keele hääldusest, eriti kõnemeloodiast, see on praegugi arvestatav. Tema sai kümograafil seda kääte, mida uuemad aparatuurid ja meetodid pole ümber lükanud. Lk.136]
   • В школе я живо интересовался латынью. На университетском же экзамене по латыни я, однако, чуть не провалился. Лектором был немец П. Зееберг-Эльверфельдт, говоривший по-эстонски с грехом пополам, что иногда выходило забавно. Одна латинская фраза в немецком переводе, например, выглядела так: «Als Flavius über den Fluß ging wurde es hell». Зееберг-Эльвефельдт берет немецкое местоимение es, вставляет его в эстонскую фразу и говорит: «Kui Flavius läks üle jõe, läks tema vagleks», то есть «Когда Флавий перешел реку, это стало белым». Т.о. выходит, что желтый (поскольку flavius происходит от flāvus ‘желтый’) стал белым. Зееберг-Эльверфельдт хотел, чтобы латинскую грамматику ему отвечали именно в тех терминах, которыми пользовался он сам. Если отвечали иначе, он скорее всего плохо понимал, по недостаточному знанию эстонского. На экзамене мне удалось удерживаться в его терминологии. Он, однако же, начал упрекать меня, что я де мало занимаюсь. Тогда я вспомнил уроки устной латыни полученные от Хейнриха Маураха и принялся спорить. Это возымело действие. Зееберг-Эльверфельдт сказал: «Грамматики вы, конечно, не знаете, но говорить можете». Вердикт был: maxime svfficit. Теперь я сожалею, что не занимался латынью больше. Nvnc stvltvs svm. Nihil nescio. [Koolis oli mul elav huvi ladina keele vastu. Ülikoolis pidin aga ladina keele lektorikursuse eskamil peaaegu läbi kukkuma. Lektoriks oli sakslane P. Seeberg-Elverfeldt, kes rääkis puudulikku eesti keelt, millest vahel sai naljagi. Ühe ladina lause saksakeelne tõlge oleks olnud: "Als Flavius über den Fluß ging wurde es hell". Seeberg-Elverfeldt kasutas eestigi keeles saksa asesõna "es" vastet ja ütles: "Kui Flavius läks üle jõe, läks tema valgeks", s.o. Kollane läks valgeks. Seeberg-Elverfeldt tahtis, et ladina grammatikat pidi vastama samade sõnadega, mida tema oli kasutanud. Kui vastati teisiti, ei saanud ta vist eesti keelest õigesti jagu. Eksamil seletasin talle omateada õigestu. Tema aga hakkas noomima, et miks pole õpitud. Võtsin kokku Heinrich Maurachi käest õpitud ladina keele vestluslauseid ja hakkasin ennast õigustama. See imponeeris. Seeberg-Elverfeldt ütles: "Grammatikat te küll ei oska, aga rääkida oskate". Ostus oli: maxime sufficit. Praegu kahjusten, miks ma ei õppinud ladina keelt rohkem. Nunc stultus sum. Nihil nescio. Lk.136-137]
   • В университете всё было ново и незнакомо. Я не знал, куда бросаться. Времени хватало и я начал заниматься гимнастикой. Много читал. Одиночество приводило в отчаяние. Услышав, что русский врач Панфилов лечит дурные склонности гипнозом, сходил к нему. Я был на серии сеансов. Он вводил меня в полусон и внушал, как мне себя вести и о чем думать. Это принесло пользу. У меня выросла вера в себя и исчез страх, что я дурная и порочная личность. Это внушение действовало много лет. [Ülikoolis oli palju uust ja võõrast. Ei teadnud, kust mida haarata. Aega piisas ja hakkasin võimlemas käima. Lugesin palju. Kui olin üksi, siis tuli kallale meeleheide. Kuulsin, et venelasest arst Panfilov arstib halbu kalduvusi hüpnoosiga. Läksin tema juurde. Olin mitmel seansil. Ta uinutas mu poolunne ja siis sugereeris, kuidas pean käituma ja mida mõtlema. Sellest oli kasu. Mul kasvas usk edasse ja kadus hirm, et olen halb ning kõlvatu inimene. Paljudeks aastateks mõjus see sugestioon. Lk.137] ‎
   • Осенью началась практика. Чтобы подзаработать денег, я пошел в библиотеку Эстонского национального музея, но на почасовую оплату, поскольку в некоторые дни вовсе не мог ходить на работу. А иногда сидел там весь день. Я ходил на лекции и семинары тех же преподавателей, которых уже упоминал. Семинар Вальтера Андерсона по фольклору был интересным. Профессор был академически серьезен, студенты же шутили. Серьезным студентом был Эльмар Пяссь. Однажды профессор решил прочитать песню из «Сэтуского собрания» Хурта. Приступая, он всячески сокрушается и извиняется, что недостаточно совершенно владеет сэтуским диалектальным произношением. Эльмар Пяссь поднимает руку: «Не мог бы я вам помочь? Я из южной Эстонии». Он был из Сангасте. Профессор Андерсон передает книгу Пяссю. Пяссь сэтуских говоров и в глаза не видывал. Чтение идет из рук вон плохо. Профессор возвращает Пяссю любезность: «Г-н Пяссь, не мог бы я вам помочь?» Берет книгу и бегло читает далее сам. Йоханнес Шульц (Сютистэ) был остряком. Другой семинар, Андерсон держит в руках пару тетрадок. Показывает их нам. «Собирание эстонских народных организовали главным образом пасторы, Якоб Хурт и М.Й.Эйзен. Присылать им похабные песни было неловко. Но похабные песни — тоже фольклор. Этим летом я ехал со своим братом, доцентом Андерсоном, в товарно-пассажирском поезде по Эстонии. Эти поезда подолгу останавливаются на каждой станции. Мы на каждой станции направлялись в уборную и списывали со стен все песни, которые там обнаруживались. Подобные песни собираются в Италии и Германии». Йоханнес Шульц спрашивает: «Я не понял. Вы не могли бы несколько из них прочесть». Андерсон подходит к делу всерьез и читает пару похабных песен. Йоханнес Шульц вежливо благодарит и снова спрашивает: «Я тоже знаю одну песню. Можно ли ее отнести к ним?» Он читает профессору песню: «От чеснока ногти торчком,/ от шнит-лука хуй торчком, / от лука только просрешься». Андерсон отвечает: «Любопытно! Очень любопытно! Запишите и отдайте мне». [Sügisel algas õppetöö korras. Saamaks raha, käisin edasigi Eesti Rahva Muuseumi ramatukogus, kuid nüüd tunnitasu eest, sest mõnel päeval ei saanud üldse tööle minna. Vahel olin kogu päeva. Käisin samade õppejõudude loenguil ja seminarides, keda olen maininud. Walter Anderson rahvalaulude seminar oli huvitav. Professor oli teaduslikult tõsine, kuid tudengid tegid nalja. Tõsine tudeng oli Elmar Päss. Kord hakkas professor lugema üht laulu J. Hurda "Setukeste lauladest". Viisaka mehena palus ta vabandus, et ei oska õigesti setu murret hääldada. Elmar Päss tõstis käe. "Kas ma ei võiks teid aidata? Ma olen Lõuna-Eestist." – Oli Sangastest. Professor Anderson andis raamatu Pässi kätte. Päss oli viletsa nägemisega ega tundnud setu murret. Lugumine läks tal sandisti. Professor pöördus Pässi poole: "Härra Päss! Kas ma ei võiks teid aidata?" – Võttis raamatu ja luges ise ladusalt edasi. Johannes Schültz (Sütiste) oli lõuapoolik. Ühel teisel seminaritunnil hoidis Anderson käes paari vihikut. Näitas neid meile. – "Eesti rahvalaulude kogumist organiseerisid peamiselt pastorid, Jakob Hurt ja M. J. Eisen. Neile ei sobinud saata roppe laule. Aga ropud laulud on ka rahvaluulet. Suvel sõitsin koos oma vennaga, dotsent Andersoniga segarongidega mööda Eestis. Need rongid peatusid igas jaama tükk aega. Käisime kõikides käimlates ja kirjutasime seintelt maha kõik laulud, mis seal olid. Samasuguseid laule olla pandud kirja Itaalias ja Saksmaal." Johannes Schültz küsis: "Ma ei saa aru. Ka te ei võiks mõne ette lugeda?" – Anderson võttis asja tõsiselt ja lugeski paar roppu laulu. Johannes Schültz tänas viisakalt ja küsis: "Ma tean ka ühe laulu. Kas see kuulub ka siia?" Luges professorile laulu: "Küüslauk ajab küüned püsti,/ murulauk ajab munni püsti, / sibul see paneb sitale." Anderson ütles: "Huvitav! Väga huvitav! Pange kirja ja andke mulle!" Lk.144]
   • Я записывал и двуязычных жителей Ноаротси. Все эти материалы находятся в коллекции Эйзена (стр. 60, 108-160, 460) в отделе фольклора Литературного музея. Эстонцы и шведы верили в одни и те же вещи и рассказывали об одном. Верили в колдуний (nõia), в добытчика сокровищ (kratt), в приведения (kodikäija), ночницу (luupainaja), в духов (haldjas) и в подземных жителей (maa-alused). "Оборотень", по-эстонски "libahunt", по шведски был "libavarg", шведский колдун "trull" был по-эстонски "trullaja", добытчик кладов "skrätt" был тот же эстонский "kratt" и т.п. Общими были и названия призраков: тот, кто приходит назад: эстонский "tagasikäija" и шведский "återkomar", или те же подземные жители — эстонские "maa-alused" (подземельники) и шведские "underbiggjar" (поддомники). Обрядовость была во многом единая. Ноаротси были территорией на которой две этнические группы разного происхождения сотворили совершенно особую культурную зону. Языки также сильно повлияли друг на друга. Как-то я встретил молодую женщину из деревни Кудани. Я попросил у нее чаю на эстонском. Женщина ответила с таким шведским выговором, что я уверился в ее шведскоязычности. Когда я перешел на шведский, женщина сказала «Я не говорю ни по каком по шведском», потому что на диалекте ноаротси это звучит как «ja språkar opa svänsk», а на нормативном шведском как «jag talar på svenska», т.е. «говорить по (языку)». Когда информант или рассказчик хотели, чтобы я начал записывать рассказываемое, мне говорилось: «Nüüd saad kirjutada» (теперь берешь писать), что должно было означать, что теперь следует записывать, потому что на диалекте ноаротси говорится nu får te skriv (теперь берись писать). В шведском глагол få имеет два значения: брать и быть должным делать, требоваться. [Mõlemakeelseilt noarootslaselt panin kirja mõndagi. Kõik see ainestuk on Eiseni kogus (lk. 60 108-60 460) Kirjandusmuuseumi rahveluule osakonnas. Samu asju uskusid ning jutustadis neist eestlased ja rootslased. Usuti nõidu, kratti, kodukäijaid, luupainajaid, haldjaid ja maa-alused. Mõlema rahva uksumused ja pärimused olid sisult ühised. "Libahunt" oli rootslastel "libavarg", rootsi "trull" 'nõid' oli eestlastel "trullaja", varavedaja "skrätt" oli eestlasel "krätt" jne. Ühine oli kodukäijagi nimetus: eesti "tagasikäija" ja rootsi "återkomar", samuti eesti "maa-alused" ja rootsi "undebiggjar". Tavandites oli samuti palju ühist. Noarootsi oli ala, kus kaks täiesti erineva päritoluga etnost olid loonud omaette kultuurala. Ka keeled olid teineteist tugevasi mõijustanud. Kord kohtasin üht Kudani küla nooremat naist. Küsisin talt teed eesti keeles. Naine vastas sellises rootsipärases murdes, et olin veendunud tema rootsikeelsuses. Kui siirdusin rootsi keele, ütles naine: "Ma ei reegi mitte rootsi keele peel", sest noarootsi keeles öeldi "ja språkar opa svänsk" ja riigirootsis öeldakse "jag talar på svenska", s.o. kõneldakse keele peal. Kui keelejuht või jutustaja tahtis, et hakkasin kuuldut kirja panema, ütles mulle: "Nüüd saad kirjutada," mis pidi tähendama, et nüüd pean kirjutama, sest noarootsi keeles öeldi: "nu få te skriv". Rootsi keeles on tegusõnal "få" kaks tähendust: saama ja pidima. Eestistunud külades oli tugev rootsi substraat. Lk. 152]
   • Из Рауталамми (Рауталампи) я поехал в Падасйоки. Жена падасйокского пробста была близкой родней Айно Суйтсу. В семье было несколько студентов. Старшим среди них был парень, который учился на "политекаря" (т.е. в политехническом). У него был мотоцикл, на котором он возил меня по окрестностям. Я старался говорить с молодыми людьми по-эстонски, чтобы хоть немного научить их. Падасйоки были прелестным местечком, а жители прихода были ко мне добры и приветливы. Хозяйка была крайней шведской националисткой. По ее мнению, в Финляндии был один народ и два языка — ett folk och två språk. Дети были сторонниками чистой финскости (aitosuomalaisia) и полагали, что в Финляндии всё же два языка и два народа — kaksi kieltä ja kaksi kansaa. Однажды за обедом спор между матерью и детьми разгорелся так сильно, что мать бросила обед. Она встала, произнесла послеобеденную молитву, подвела итог: Me olemme syöneet (мы поели). Мы вышли из-за стола. Жене пастора я не нравился. Она боялась, что я закручу шашни с дочкой. Однажды она сказала, что они-то надеялись, что приедет студентка. Это было вежливым намеком, что мне пора собираться. Из Падасйоки я поехал в Лахти. [Raitalammilt sõitsin Padasjoele. Padasjoe praosti proua oli Aino Suitsu lähedalt sugulane. Perekonas oli mitu üliõpilast. Vanim neist oli poeg, kes oli "polyteekkari" (s.t. tehnikakõrgkooli üliõpilane). Tal oli mootorratas ja sõidutas sellel mind ümbruskonnas. Pidin noortega rääkima eesti keelt, et nade seda veidi õpiksid. Padasjoki oli imekaunis kohas ja kirikla rahvas oli lahke ning haritud. Proua oli kõvasti rootsimeelne. Tema väide oli, et Soomes on üks rahvas ja kaks keelt – ett folk och två språk. Lapsed oli "aitosuomalaisia" ja väitsid, et Soomes on siiski kaks keelt ja kaks rahvast – "kaksi kieltä ja kaksi kansaa". Ühel lõunasöögil läks vaidlus ema ja laste vahel nõnda suureks, et ema katkestas söömaaja. Tõusos püsti, ütles söömapalve ja "me olemme syöneet". Lahkumise lauast. Pastorile prouale ma ei meeldinud. Ta vist kartis, et hakkan emma-kumma tütrega kurameerima. Ühel päeval ütles, et nad olid lootnud suveks naisüliõpilast. See oli viisakas märguanne, et hakkasin minema. Läksin Padasjoelt Lahtisse. Lk. 154] ‎
   • В веснозимье* 1927 года я сменил семейную фамилию Берг на новую фамилию Аристэ. Откуда она такая взялась? Тогда было в моде брать фамилиями слова с исходом на -стэ. Я хотел себе в том же духе. В придачу мне хотелось что-то максимально эстонское. Мне было известно, что исход на -стэ есть у множества топонимов. Я взял географическую карту и стал искать подходящего названия начиная с Сааремаа. Нашел деревню Аристэ. Это мне понравилось и годилось в качестве фамилии. Летом 1935 я побывал на Сааремаа и именно в деревне Аристэ. По сию пору я там был единственный раз, поскольку и на Сааремаа был только однажды. Папа и мама остались Бергами. На их могильной плите на тартуском кладбище Раади стоит: Лииса Берг и Александер Берг. [1927. aasta kevadtalvel sain enesele Bergi asemel uuse perekonnanime Ariste. Kust sain selle nimi? Tollal oli moodne võtta perekonnanimeks –ste– lõpulisi sõnu. Tahtsin enesele saada ka sellise nime. Pidasin niisugust nime eriti eestipäraseks. Teadsin, et paljude kohanimede lõpus on –ste. Võtsin ette maakaardi ja hakkasin Saaremaast alates otsima sobivat nime. Leidsin Ariste küla. See kohanimi meeldis ja saigi mulle perekonnanimeks. 1935. aasta suvel olin Saaremaal ning nägin Aritse külagi. Oli senini ainus kord, kui olen olnud Saaremaal. Isa ja ema jäid edasi Bergiks. Nende hauakivilgi Tartu Raadi kalmistul seisab Liisa Berg ja Aleksander Berg. Lk.156.]
   • Профессор Гейер жил в Гейерсгордене, в доме своего деда. Дед его был шведский поэт, историк и политик Эрик Густав Гейер. Герман и Ингрид Гейеры часто приглашали меня на обед или на кофе. Однажды туда был приглашен и исследователь шведских говоров Ноароотси Гидеон Данель, который был директором школы в Упсале. Заходил я и к Данелю. Гидеон Данель принес мне массу пользы. От него я получал всевозможные данные по шведским говорам Эстонии. В Landsmålsarkivet (Диалектальном архиве) он привел меня в необходимые мне каталоги. Он был пожилым, серьезным по натуре господином. Профессор Гейер же был по натуре склонен к юмору. Однажды мы в архиве обсуждали нечто с Гидеоном Данелем. Герман Гейер подошел и спросил Данеля, не у него ли одна книга (не помню, какая именно). Данель тут же ответил: "Mej, nej! Jag har det inte!" (у меня? нет! у меня ее нету!) На что Гейер заметил: "Så var den ett annat såsom har tagit boken" (Стало быть, ее взял кто-то другой). Оба сердечно посмеялись. Мы разговаривали о диалектологии. Гейер говорил, сколько пользы происходит от емтландского информанта: "Du må fusk någå" (Можно накурочить всякого). Я не понял слова "fusk" (стряпать, портачить). Позднее в моем командировочном листе Гейер отметил: "Men ordet fusk förstår ej Ariste" (А слова куроченье Аристе не понимает). [Professor Geijer elas Gejersgårdenis, oma vanaisa majas. Vanaisa oli rootsi luuletaja, ajaloolane, filosoof ja poliitik Erik Gustaf Geijer. Herman ja Ingrid Geijer kutsusid mu sageli poole lõunale või kohvile. Ühel päeval oli sinna kutsutud ka Naorootsi rootsi murde uurija Gideon Danell, kes oli Uppsalas koolidirektor. Käisin ka Danielli kodus. Gideon Danellist oli mul suurt kasu. Temalt sain igasuguseid andmeid eestirootsi murrest. Landsmålsarkivet'is andis mulle kätte vajalikud kartoteegikastid. Ta oli tõsise iseloomuga vanem härra. Professor Geijer oli aga elava iseloomuga humorist. Olin kort archiivis ja Gideon Danell seletas mulle midagi. Herman Geijer tuli ja küsis Danellilt, kas tema käes on üks raamat (ei mäleta, mis raamat). Danell vastas kiiresti: "Mej, nej! Jag har det inte!" Sellele lisas Geijer: "Så var den ett annat såsom har tagit boken" (See oli keegi teine, kes on võtnud raamatu). Mõlemad naersid südamest. Rääkisime murdeuurimisest. Geijer rääkis, kuidas Jämtlandi keelejuht oli andnud talle head nõu: "Du må fusk någå" (sa võid pisut vusserdada). Ma ei saanud aru sõnast "fusk" (tüssama, vusserdama). Geijer kirjutas hiljem minu külalisraamatusse: "Men ordet fusk förstår ej Ariste", s.o. vusserdamissõna Ariste ei tunne. Lk. 186]
   • Из Парижа я возвращался через Бельгию. Хотел взглянуть на Брюссель. Там мы остановились в фешенебельном отеле, но на 7 этаже, где были комнатки для народа победнее. Сидеть в изысканном фойе отеля оказалось приятно и поучительно. Оттуда можно было наблюдать за новыми туристами и прочими иностранцами и слушать разнообразные наречия. В 1937 году борьба между голландским и французским языками была весьма острой. Мальчик-лифтер пользовался языками с завидной ловкостью. Он объявлял этажи на двух языках, причем таким образом, что непонятно было, какой язык у него первый. Когда я на улице спрашивал по-французски, а прохожие оказывались голландцами — мне не отвечали. В Гамбурге я научился базовому нижненемецкому. Он близок к голландскому. Но если я спрашивал на нижнеонемеченном голландском, то прохожие оказывались французскоговорящие и я снова не получал ответа. В одной туристической брошюре я вычитал, что в Брюсселе самый большой на континенте ботанический сад. И захотел на него посмотреть. В гостинничной справочной мне разъяснили, что нужно ехать таким-то и таким-то трамваем до конечной, а там спросить, где ботанический сад. Конечная трамвая оказалась в районе фешенебельных вилл, утопавших в частных садах, а на улице наблюдался один единственный прохожий. На каком языке к нему обращаться? Вижу, что это молодой патер, упитанный и жизнерадостный. Патер же должен знать латынь! Здороваюсь с ним: "Salve, pater! Vbi est hortvs botanicvs?" — "Salve! Via tertia manv dextra!" — "Gratias tibi ago. Vale!" — "Vale!" Инцидент словно на улице древнего Рима. Я добрался до ботанического сада и был доволен, что мне пригодились школьные уроки латыни. [Pariisist tulin tagasi Belgia kaudu. Tahtsin näha Brüsselitki. Seal peatusin nooblis hotellis, aga 7. korrusel, kus oli pisemaid kambereid vaesema rahva jaoks. Hotelli uhkes fuajees oli mõnus ning õpetlik istuda. Seal võis vahtida, observeerida eri maade turiste ja muid hotellivõõraid, kuulda mitmesuguseid keeli. 1937. aastal oli võitus hollandi– ja pransteskeeleste vahel õige terav. Hotelli liftpoiss oli väga osav keeletrvitaja. Ta mainis korruseid kahes keeles, aga nõnda, et kuidagi ei saanud jagu, kumb keel oli tal esikohal. Kui tänaval küsisin teed prantsuse keeles ja küsitav oli hollandikeelne, ei vastatud. Hamburgis õppisin almasaksa keelt kõnelema. See keel on hollandi keelele lähedane. Kui küsisin alamasakapärases hollandikeelne ja küsitav oli prantsuskeelne, ei saanud samuti vastust. Lugesin ühest turismi-brošüürist, et Brüsselis on mandri parim botaanikaaed. Tahtsin seda näha. Hotelli vastuvõtus seletati, et ma sõitku selle ja selle trammiga lõpuni ja siis seal küsigu, kus on botaanikaaed. Trammi lõpp-peatus oli nooblis villalinnaosas, kus oli uhkeid eraparke ja tänavail liikus vaid mõni üksik inimene. Kellelt teed küsida õiges keeles? Näen, tuleb noor pater, hästi lihav ning lõbusa näoga. Paater peab ju oskama ladina keelt! Teresin teda: "Salve, pater! Ubi est hortus botanicus?" – "Salve! Via tertia manu dextra!" – "Gratias tibi ago. Vale!" – "Vale!" See kohtamine oli nagu vanal Roomal tänaval. Sain kätte botaanikaaia. Olin enesega rahul, et võisin kasutada koolis õpitud ladina keele oskust. Lk.215]
   • Возвращение домой через гитлеровскую Германию чуть было не стало роковым. В чемодане у меня были полученные на парижском конгрессе книги на идише. Когда немецкие пограничники и таможенники обнаружили их, один из проводивших осмотр закричал: «Hier hat ein Herr jüdische Bücher". Все разом помчались ко мне. Хотели меня ссадить с поезда. Я начал возражать: «Я не германский подданный. Еду транзитом». У меня был эстонский паспорт и оплаченный билет от Парижа до Тарту. В конце концов они сошлись на том, что еврейский книги у меня конфискуют, потому что я ими нарушаю законы Германии. Я возражал на это, что у них нет права отбирать у иностранца книги, которые в Германию не ввозятся. В итоге мы договорились, что еврейские книги я положу в отдельный пакет. Спросили, где и когда я покидаю территорию Германии. Записали это на пакете и выдали мне квитанцию. Я думал, что больше этих книг не увижу. Однако же получил их назад на литовской границе. Вот какой у гитлеровцев был порядок! [Tagasisõit läbi hitleriku Saksamaa oleks saanud peaaegu saatuslikuks. Mul oli kohvirs Pariisis saadud juudikeelseid raamatuid. Kuid tulid Saksa tolli- ja piirivalveametnikud ja leidsid mult juudikeelseid raamatuid, hõikas üks läbiotsija häälega: "Hier hat ein Herr jüdische Bücher." Tormati minu juurde. Taheti mind ronglit maha võtta. Hakkasin vastu: "Ma pole Saksa kodanik. Olen vaid transiitreisija." Mul oli Eesti pass ja pilet ostetud Pariisist Tartuni. Lõpuks lepiti sellega, et mult konfiskeeritakse juudi raamatud, sest ma võivat need Saksamaale viia. Protestisin edasigi, et pole õigust välismaalastelt raamatuid ära võtta, kui Saksamaal et peatuta. Asi lõppes sellega, et juudi raamatut panin ühte pakki. Küsiti, kus ja millal lähen üle piiri Saksamaalt minema. See kirjutati pakile ja mulle anti kviitung. Arvasin, et neid raamatuid ma enam ei näe. Ent sain nad siiski tagasi Leedu piiril. Isegi hitlerlastel oli korda! Lk.216-217.]
   • Летом 1950 года в Москве состоялась крупная конференция, на которой был окончательно развенчан Марр. Из Тарту и Талина на конференцию прибыла большая делигация. В числе делегатов был и твердокаменный маррист Кристьян Куре. Мы ехали в одном вагоне. По дороге в Москву Кристьян Куре был еще уверен, что с учением Марра не всё кончено. Ведь оно же настолько верно. Когда мы ехали обратно, Куре негодовал. "Как мне теперь преподавать языкознание, если никто больше не верит в четыре первослова jon, sol, ber, roš и в образование языков путем скрещивания?" На конференции представители представители разных республик были выбраны в президиум. У русских уже было так заведено, чтобы непременно выбирать на конференциях большие президиумы. Члены президиума должны были сидеть перед публикой на сцене. Тут-то обнаружилось, что я не был марристом, а был чем-то иным. Мне тотчас вернули прежнее, домарровское, место на эстонской лингвистике и я получил возможность снова преподавать финно-угорское родство и писать о своем без дифирамбов Марру. Теперь, однако, требовалось ставить в начало или середину статьи как минимум одну цитату из сталинской критики марризма. Нужно было писать: как верно указал И. В. Сталин, родство языков восходит к общему языку-основе и т.д. Цитаты из Сталина били через край. В соответствии с традициями того времени, в большой аудитории университета провели общее собрание с обсуждением планов и итогов научной работы. Обычно имела место критика, редко что-то хвалили. Обзор тем делал ректор А. Коорт. Это был робкий человек, которой не смел высказать ни единой собственной мысли. Однако, коснувшись публикаций наших ветеринаров, он решился заметить, что цитирование Сталина зашло несколько далеко. Тема звучала приблизительно так: "Развитие сааремских белых черноголовых овец в свете работы И. В. Сталина "Марксизм и вопросы языкознания". Ведь Сталин касался в этом опусе вопросов развития. [1950. aasta suvel oli Moskvas võimas konverents, kus Marr materdati lõplikult maatsa. Tartust ja Tallinast läks konverentsile suur delegatsioon. Saadikute hulgas oli ka kõva marrist Kristjan Kure. Sõistime ühes vagunis. Moskva poole sõites oli Kristjan Kure veendunud, et Marri õpetust lõplikult maha teha ei saa. Selles olevat ju nõnda palju tõde. Kui tulime tagasi, oli mees täiesti nördinud. "Kuidas ma nüüd keeleteadust edasi õpetan, kui ei usuta enam kõikide sõnade tekkimist neljast algsõnast sal, ber, jon, roš ega keelte kujunemist ristumise teel." Konverentsil valiti eri kohtade esindajad presiidiumi. Venelastel on ju see mood, et koosolekuil peavad olema suured presiidiumid. Mindki valiti lavale rahve ette istuma. Seega osutati, et ma pole marrist, vaid midagi muud. Eesti lingvistide hulgas sain kiiresti tagasi endise, Marri-eelse asendi ja võisin õpeda taas soome-ugri keelte sugulust ning kirjutada oma alast ilma marrismi ülistamiseta. Nüüd pidi aga iga kirjutise algusesse või keskele panema vähemalt ühe tsitaadi Stalini marrismivastasest kirjutisest. Pidi ütlema: nagu J. V. Stalin on õigesi osutanud, keelte sugulus põlvneb lähtumisest samast aluskeelest (язык-основа) jne. Stalini tsiteerimisega mindi igasuguste liialdusteni. Tolleaegse tava järgi oli ülikooli aulas suur sõelumiskoosolek, kus arutleti teadustöö teemadis ja tulemusi. Enamasti anti pähe, harva oldi kellegagi rahul. Rektor A. Koort andis teemadest aru. Tema oli arg mees, kes ej julenud peaaegu sugugi oma mõtteid esile tuua. Kui käsitleti loomaarstide temaatikat, ütles siiski Koort, et ühe teema pealkirjas on mindud liiga kaugele Stalinit tsiteerides. Teema oli umbes niisugune: "Saaremaa valgete mustapeaga lammaste arendamine J. V. Stalini teose "Marksism ja keeleteaduse alused" valguses". Too loomarst oli ustav stalinist. Oma oopuses Stalin kõneles ju arenemisest. Lk. 290.]
   • В 1952 на банкете в честь юбилея университета я попал в щекотливую ситуацию. Й. Фельдбах сказал, сидя за банкетным столом: «Смотрите, Аристэ. Вот вы трезвенник. Но когда пьют здоровье Сталина, вы должны всё-таки осушать стакан. Если не выпьете, поведете себя как государственный преступник. Мы будем следить за вами». Что делать? Я заметил, что на столе стояли и открытые бутылки минеральной. Налил себе украдкой минералки, чтобы не никто не заметил. Когда наливали вино, мой стакан был уже полон. Когда подняли тост за Сталина, то один тенор, еврей по национальности, запел гимн «Мы за Сталина». Все встали. Когда нужно было поднять стаканы, я выпил свою минералку до дна. [1952. aasta juubeliga seoses sattusin banketil keerulisse olukorda. J. Feldbach üles banketilauda istudes: "Vaadake, Atiste. Te olete karsklane. Kui juuakse Stalini terviseks, peate siiski klaasi tühjaks jooma. Kui te ei joo, käitute riigivastaselt. Seda pannakse tähele." Mida teha? Märskin, et laual oli ka avatud selersiipudeleid. Valasin oma klaasi seltersi teistega kõneldes, et ei pandaks tähele. Kui valati viina, oli mul klaas juba täis. Kui algas toostijook Stalini auks, laulis üks juudi rahvusest tenor püha laulu "Мы за Сталина". Seisime püsti. Kui pidi klaasid jooma tühjaks, jõin minagi oma seltersiklaasi põhjani". Lk.291-292.] ‎

eile

1. Милан Фюшт. История моей жены.
2. Публицистика Омри Ронена.
3. Марсель Мосс. Очерк о даре.
4. С.Улам. Приключения математика.
5. Ольга Фишман. Жизнь по вере: тихвинские карелы-старообрядцы. Оказывается, есть в российской фольклористике нелепая и безосновательная традиция склеивать вместе 2 разных сюжета: карельское и вепское «паны» (вязать рукавички, чтобы греть панов; панские клады — из рассказов «паны» получаются чем-то вроде дзядов, предков) и со-территориальное «Литва прошла» (которым объясняют от Лен.области до Карелии специфику ландшафта или каменные ядра и др. подобные находки в земле). В XIX веке некие поклонники исторической школы связали оба сюжета с тнз «Смутным временем», решив, что «Литва» и «Паны» – суть воспоминания о войне Московского царства с Речью Посполитой. Но то, что эта беспомощная концепция дожила до нашего времени — крайне удивительно и печально. (На самом деле карельские "паны" — это от глагола "класть" (panna), производные которого означают в карельском и вепском могилу, на что указывает Е.И.Горюнова.)
6. С.Календа. На крок назад, на дзень наперад. Унылая автобиографическая проза. Да и дурная.
7. Чехов. Остров Сахалин.
8. Ю.Латынина. Иисус: историческое расследование. — Там, кроме перевранных ссылок на стихи Библии, есть досадные для филолога оплошности. В частности место, где обсуждается, что Иисуса не распяли, а повесили на дереве, и автор там цитирует Новый завет, где говорится по-русски про дерево, но по-гречески написано ξυλον. По-русски-то вообще живое дерево и спиленное особенно не различаются, можно сказать "обшил стены деревом" и т.п. Но по-гречески живое дерево называется δενδρον, а доски, дрова и деревянные изделия называются ξυλον. То есть все упомянутые места Нового завета, где упоминается, что Иисус окончил жизнь на древе, — в оригинале эти места совершенно недвусмысленно говорят про обработанное древо, т.е. собственно тот же крест.
9. Симеон Курош. Записки служебные: «А случалось и еще злее. Два кавалера в нашем швадроне кобылу приходовали и не раз. А были ещё что миловалися аки суки с кобели. Многи видали и я сам видал. Огласку решили не вести. Вьюноши были добрыя из шляхетских семей добрых а дело то по пьяну было да по младости.»
10. П.И.Люблинский. Преступления в области половых отношений. Л.-М., 1924.
11. Бубрих. Происхождение карельского народа. (Я не вынес, тяжелое чтение: «Не сомнения, что мехами, добытыми прибалтийско-финскими охотниками, нередко щеголяли римские красавицы» и т.д. в сходном роде.)
12. Сто металлических мостов Европы и Америки [Текст] : (Технические характеристики) / СССР. Нар. ком. по строительству. Центр. строит. б-ка. - Москва : [б. и.], 1940. - 282 с. + 100 л. ил. Тираж 20 экз.
13. О человецех незнаемых на восточной стране и о языцех розных.
14. Энецкие тексты
15. Albertus Seba. Cabinet of Natural Curiosities. Locupletissimi rerum naturalium thesauri etc. Tomus I. / Paul Gambio. Morbid curiosities: collections of the uncommon and the bizarre. / The book of seeds. A lifesize guide to 600 species. / Christine Davenne (text) and Christine Fleurent (photos). Cabinets of Wonder. / Huw Lewis-Jones. The sea journal: Seafarer's sketchbooks. / Huw Lewis-Jones, Kari Herbert. Explorers' sketchbooks: the art of discovery and adventure. (Последние две очень хороши.) / Molly Oldfield. The secret museum (книга невыставляемых экспонатов). Etc. Das Augsburger Wunderzeichenbuch, circa 1550 (ed. by Till-Holger Borchert and Joshua Watermann).

Тираж журнала «Πιονερος» за месяцы 1933–1935 гг.