Friday, December 24, 2021

"Apollo po kolędzie" przez Jana Czeczota

Апалён на калядках: Тытул

Pdf ды epub выкладзеныя ў бібліятэцы Камунікат. (Дзесь пакінуты mobi для эстэтаў.)


 

 

Ян Чачот

Апалён на калядках*

Караткахвільля ў двох актах

 

 

Сцэнка ў Вільні.


 

 

Трапяць ў кожную справу аўтара гуморы.
Мабыць сьмяшней пісаў бы, калі б ня быў хворы.

Асобы

Апалён

Каліёпа

Мэльпамэна

Эўтэрпа

Тальля

Эрата

Мэркуры

і ўсе тутака сабраныя Філяматы

АКТ I.

Тэатр прадстаўляе пляц перад ратушай.

Сцэна 1

Апалён, Каліёпа, Мэльпамэна, Эўтэрпа, Тальля.

КАЛІЁПА: Дзе ж бавіць час дагэтуль нашая Эрата?

АПАЛЁН: Дык ў кляштары быць мусі, у жалезных кратах
намаўляе каханьня канцэптамі мнішак,
разбуральней зьвясьці каб у кельлях брацішак.

МЭЛЬПАМЭНА: Да д’ябла, навярняць ёй тую злую лусту,
дурных мнішак растрэсьць, ці іх мніхаў заклустых.
Тлушчам карак зарослы, глузд поўны дурноты,
не ўяўляюць, што ёсьць то — парнаска вабнота.

АПАЛЁН: Аднак выдралі колісь, як бабры суворы, [1]
з Абеляра кавалак членаў некаторы,
бракавала пяшчотаў хаця па той страце,
Элаіза але ж аб пачуцьцёвай латцы
не рашалася й думаць...[2]

ЭЎТЭРПА, перарываючы: Апалён, даволі!
Бачыш, што мы кабеты, але са злой волі
невыхавана шчокі нам фарбуеш ружай.

АПАЛЁН: Вас, кабеткі, ня мусіць гэта ўразіць дужа.
Ледзь сяляначцы міне любой год дванаццаць,
пра ўсё яна выдатна сьпела ўжо дазнацца.
Сьцеражыцеся верыць анёлкам цнатлівым,
встыд ня знаны іх душкам, ледзь пыскам ўласьцівы.
Вам агулам, паколькі вы ёсьць багавіцы,
ўжо саромна ня ведаць пра...

ТАЛЬЛЯ: Но супыніся!
Зьлішаюцца на сьвеце жанчыны павагі:
цяпер і мы?

МЭЛЬПАМЭНА: На жаль...

АПАЛЁН, перадразьньвае: На жалік усялякі.

ТАЛЬЛЯ: Уздыхаць няўжо варта праз той тупы зашчык?
Сорам хай, Апалёне, схопіць тваю пашчу.
Кепска ты разважаеш аб жаночай цноце.
Лепш пакайся ў паводзін асобных брыдноце;
ганебныя ўзгадай ўсе выпадкі, калі ты
адскокваў прэч як палкім узварам абліты.
Навыперадкі з Дафнай як прайшлі, удала?
Ге?

ЭЎТЭРПА, зь іроніяй: Яшчэ б паганяўся, ў дрэвах быў сьвет цалы.

АПАЛЁН: Аб чым, сёстрачкі, спрэчка? Не аб цноце справа,
якую вы як лісы пяеце яскрава. [3]
Пра багатэль вядзецца — ці кабеты знаюць?
Я мяркую, што знаюць, паколькі ўцякаюць.

Сцэна 2.

Тыя ж і Эрата, якая ўбягае засапіўшыся.

УСЕ: Адкуль нясесься?

ЭРАТА: Дайце, калі ласка, продых.

АПАЛЁН: Схаваў для ёй сьляды сьнег у вулках, гародах.
Мусі быць, увіналась за якімсь рарогам, [4]
за паэтам, мусі быць, мізэрным ды ўбогім,
што пазяхае, пёрка грызе, горбіць спіну,
але ж ані зярна, ледзь дае шалупіну.

ЭРАТА: Дай спокуй. Стаміў зараз мяне ўжо твой досьціп.

ТАЛЬЛЯ: А й віскамі таксама нас ўжо кроіць досыць.
Заўжды квасная, ўцеха ня здобіць выразу.

АПАЛЁН: Прымушае, вядома, любоў да грымасаў.

ЭРАТА: Нечуваную маю аднак перашкоду:
за заклікам мне заклік парушае згоду.
Пляміць вершамі кожны, хто жыве, кахае,
кожны, хто весяліцца, кожны, хто ўздыхае.
Кожны вывудіць вершам хцэ свае турботы,
Полюксам паклянуся, згіну ад грызоты.
З невукамі бяда мне! Горн цыклопскі хіба
вагонь у іх разпаліць: вершы за ўсе хібы.
Загінулі Авід’і ды зніклі Тыбулы.

КАЛІЁПА: Ах, сёстранька, палову ты навіны чула.
Як не пяўся сусьвет у надзвычайнай меры,
ні Віргілія зноў не радзіў, ні Гамэра.

АПАЛЁН: Грымасьніцы, няўжо у даўнейшым акрэсе
было расло паэтаў як грыбоў у лесе?
Зноў стварыце Гелену, зноў спаліце Трою,
і зараз апяюць вам тут “мужа ды зброю”.

ЭРАТА: Шлях іншы раю: аюсь, прэч з боскага грона!
Адбудуй Трою, пасьві зноў гурт Ламядона.

АПАЛЁН: Перчызны маеш. Але дзе ж тая цукрова,
што цепліцца на вуснах каханачкаў, мова?
Быў бы жанчынай, трэснуў бы ад абурэньня.

ЭРАТА: І не дарма. Але ж і мы жа не з каменьня.

АПАЛЁН: Пагаднюся. Выдатна натура зрабіла,
што бруіць ў сэрца ваша так мяккасьці сілу,
няпоснай дозай міласьць падліўшы уласна.
Палаеш сердаваньнем? Пахвалі — ў міг згасла. [5]

ЭРАТА: Зьняслаўленьне, аблыга.

АПАЛЁН: Вось, на балбатаньне
заносьціцца гутарка. Спыніма цаўганьне.
Нас маркота даймае, кіслыя звад скуткі
Ось, праекцік падам я вам, пані, малюткі.
Абвінулі ўсё места каўбасачак нізкі,
хрысьцьянскіх тых календаў часы зусім блізка. [6]
Учынім кратахвільлю. Зараз нам Мэркуры
ўсім дастрочыць габіты, столы ды каптуры.
Пайдзьмо сьпяваць каляд у скуры іхніх мнішкаў,
атрымаем пацеху, заадно ж і кішкаў.
Хто за плянчык мой?

КАЛІЁПА: Супраць яго я адразу.
Зманашыцца Парнаскам? Новая абраза!
З блюзьнерамі, што зжылі нас з цэлага сьвету,
мы братацца вопраткай мусім? Што жа гэта?
Іх выбляцкія песьні, чужыя Кастальлі [7]
сьпявайма? Да чаго жа гэта мы дачакалі?

МЭЛЬПАМЭНА: Ўзносісься чаму гэтак? Паскрамні імкненьні:
трэ пільна асэнсоўваць, а ня ліць гняўленьні.
Патуль Алімп ў пашане, патуль Зэўс ў павазе,
пакуль у модзе Дэльфы й піфія ў экстазе. [8]
З клёката арлоў покі, з крумканьня вароны
прарок, у ашуканьня штуцы незраўнёны,
аракул мудрагельны марочыў галовы,
што вытхнулась аднак ня адхаяў нанова.
Тады прыйшоў габрэйчык, што ўваскрос памёршы,
прыйшоў ды шык парнаскі праз тае пагоршыў. [9]
Чалавек, уцяміўшы, цяпер замест мноства
шанаваць пачаў нейка трохгалова боства.
Як перамены ў людзкім век стварае целе,
так зь вякоў цягам ў думках зьмяненьні пасьпелі.
Упаў паляк, маскаль тож западзе, магчыма;
што праз тысячу будзе год, — не прадбачыма.

АПАЛЁН: Брава, сястра! Адкажаш чым ёй, Каліёпа?

КАЛІЁПА: Аргумэнт годны. Мушу тут адступіць, то-бок,
ў гэтым радку, цяпер кабы зайсьці з другога...

МЭЛЬПАМЭНА: Зь якога там яшчэ?

КАЛІЁПА: Вось, напрыклад, зь якога:
ці ня сорам то граць нам ролю тых істотаў,
паўстае ад чыіх дзеяў ў сэрцы брыднота? [10]
Згадайце крыжакоў, што з ксяндзоўскай падцкоўкі
інкавай дзеля хросту лілі рэкі кроўкі.
Скрышанае жазло ўжо гэных Рыбаловаў,
пад кім сусьвет, як студэнт пад фэрлай Лаёлы [11]
енчыў ды год “Альварам” дзесяць марнаваўся,
пакуль аб мэтах веры ўрэшты здагадаўся.
Нашага не мінула тэж тая дрэнь краю.
Хто Варненчыку страціць галаву параіў? [12]
З чыёй Жыгімонт Аўгуст, ня меўшы разводу,
нам на трон не пакінуў спадчыннага плоду?
Сам пакінуў народ, не перабраўшысь шлюбам,
тым дзьверы адчыніў для расткоў прыйшлай згубы...
Хто выдраў, спакушаны праз цара падманы,
заўчасным перамір'ем плады з рук Стэфана?
Хто рохлю Жыгімонта, набіўшыся ў судны,
на шведаў разаніны для пхнуў неабуднай? [13]
— Зграя, што пажырае сваіх жа авечак.

МЭЛЬПАМЭНА: Давандравала ўжо да дальніх ты мясьцечак.
Апінью робіць век.

КАЛІЁПА: Ня век, але жа людзі.
Чаму ў жалезнае іх трэ трымаць аблудзе?

МЭЛЬПАМЭНА: Хай так будзе: пашаны вартыя бязь меры
дэвізы, што штурхнулі алімпійску веру,
затое цьму людзей, хто жыўшы воўчай зграяй
ў драпежніцтве, па сьвету няспынна блукалі,
яны зьбілі ў суполку адну з ўсіх народаў,
даўшы мірнай грамады паспытаць свабоду.

КАЛІЁПА: Ці бязь сялібы грэкі ці рымляны былі? [14]

МЭЛЬПАМЭНА: А нібы ў Картагене нас неяк хвалілі?

КАЛІЁПА: Прагнеш збароць? Ахвоты ня маю нанова
біцца ані спрачацца. Складзема дамову.
Ай, вопраткі ўсё глупствы: сэрца грунт, ды цнота;
хоць ва што абкруціце. Каптур, фрак, капота,
маска маскай; а што пад ёю там схавана,
разгадвае няхай той, каму тайн жадана.

АПАЛЁН: Рахманасьць Каліёпы, дальпан, ухваляю.
Чаму ўжо нам злавацца на папоў гультаяў?
Разумнейшыя ёсьць і зь іх, што нас шануюць.
Паэты ўсе як боства нас паўсюль трактуюць.
Хай нам не ахвяруюць нізкія істоты,
дык кпіць з гальца, хто мае сам чырвоны злоты.
Хадзема да Мэркур’я, шаноўныя дамы:
ён здабыў ужо ўбраньне, апрануўся сам і
найдзіўнейшую выбраў ролю арганіста,
Я буду ксёндз, а вы хай хлопчыкі харысты.

АКТ II.

Тэатр прадстаўляе пакой, дзе бавімся.

Сцэна 1

Мы ўсе, сколькі ні ёсьць нас.

ЯРАШ [15]: Чаго жа, ці інтрыга кепска заснавана?
Зан Адама дурачыў, Адам чмурыў Зана.
Стрэсуе Адам, ямбаў бо Тамаш ня піша...
Але стварыў зь іх двох ня толькі ямб спарыша, [16]
дзьве часткі, пэўна? Пэўна! Словам, плянамерна
дураныя падвойна, патройна, пачцьверна! [17]
або, “дурнямі” зваць вас мне прасьцей, як Яся
калісьці зваў.

АДАМ [18]: Сапраўды, перамога ваша.
Тамаш зламаў басолю мне тутка да рэшты.
Пытаю “Маеш ямбаў”? Мне адказ “Цо хцэш ты?
Якіх ямбаў? Чаму бы? Каму бы? Навошта?”
“Ці ўзяў ты з пошты ліст мой?” “Што яшчэ за пошта?
Што табе трэ? Адлезь ты! Якога там ліста?”
“Вось дуда! бадай д’яблаў праглынуў ты трыста.
І што мая гулянка?” — “А што?” — й рот разявіў
свой з подзівам фальшывым: падмануў уяве,
абкруціў як авечку.

ТАМАШ [19]: Ці ж ня маю я-та
досыць ў галаве думак сваёй дурнаватай,
кабы ня мог канцэптам...

АДАМ: Як хвасьцінай целя.

ТАМАШ, сьпявае, намагаючыся зацьміць голас Адама:
А, ан, бе, це, дэ, э, эф, ле, ле, ле, ле, ле, ле.

АДАМ: Но, насіць яму трэба ў кішэні арганы,
кабы пад час (часты толь) над ім насьмяяньня
заглушаць мог зьдзекліўцаў.

ТАМАШ: Мосьці дабрадзею,
досьць ў галаве маю для канцэптаў алею...[20]

АДАМ: Алеі твае посна ёсьць запраўка, бозна
ў якой капусьце гразнуць...

АНУФЭР [21]: Што сьмяецца Ёзэф,
тарашчучысь старальна гэтак у клеянкі?
Кабаначак ўсё роўна там няма каханкі. [22]

ЁЗЭФ [23]: А хто можа знаць, што жа ў мяшку тым схавана?
Мо клеянка тая на думкі пра кахану
наводзіць?

АДАМ: Як-як? Раптам ўжо была кахана?

ЁЗЭФ: Дзяўчын суполка міла ёсьць ня толькі Янам.
Ня толькі Тамашамі граюцца для пані
канцэрты, ў мыльнай пене тонучы у ваньне.
Ой, ня верце выгляду — падманвае вочы:
пад кажухом бараньнім часам ходзіць воўчык.
Вось Шырокі, Шырокі, Шырокі, Шырокі [24]
з Занаўскай бурнай пены разьліўся ў патокі,
кувэрцікаў шэраг і ён, пяшчоты поўны,
уздыхае, ўздыхае, ўздыхае аб Л-оўне. [25]

ЯН [26]: Дзіва! Дык што ж рабіць на гэткім благім сьвеце?
Палову часу працы аддаць, поў — кабеце!
Дальбог, ці трэба заўжды X-м глузды прудзіць? [27]
Ці фэніксы мы з баек ужо, а ня людзі,
прызначаныя быццам род з попелу множыць?
Нам даць трэба дзяўчынку, сьвежу ды прыгожу.

ЁЗЭФ, перарываючы: Ат брэдзіш.

ЯН: Ты, дарэчы, філязоф бурклівы,
як у Ўкраіну ўцёк, дык як коцік юрлівы,
асвойтаўся зь дзяўчамі нейкімі імкліва,
да таго, што ажно ўраз перастроіў ліру,
кінуўшысь да Адама ў лістах ў тон вясёлы.
Кожнаму любоўныя ведамы мазолі.
Але скажы, з клеянкі што там натарашчыў?

БАЖЫДАР [28]: Ён жа Мармыт, сабе пад нос загдырыць злашча.

ЁЗЭФ: Ня гдыру... але мусіў клеіць я клеянкі,
якія ты меў клеіць, каб табе каханкі
галаву ня тлумілі.

ЯН: Но, вось ёсьць нагоды.
Паведай, Адам, вочка чорнае малодай
Нелавіцкай прыйшлося як табе, да смаку?
Ці ня уграз ты ў Коўне часам, небараку?

Сцэна 2

Уваходзяць убраныя:
Апалён за ксяндза,
Мэркуры за арганіста,
Музы за хлопчыкаў ды скрыпачоў.

АПАЛЁН: Няхай жа будзе Езус Хрыстус пахвалёны!

МЫ: На векі вечны амен.

АПАЛЁН: Нованараджоны
У бятлемскім мясьцечку з паненкі Марыі
насьцежыць брамы моўнай мне дэбашэрыі.
Прэч, Дэмасфэн, паганін з сваёй эляквэнцай:
сьвяты дух рушыць губы мае, нос, каленца. [29]
Нішто ўжо урны, флюкты з якіх Гіпакрэны
нясуць, бурачы скалы, струмені натхненна.
Пад шчасных рыю мора аўспіцый я гаслам,
быццам нашмальцаваўшы вусны новым маслам. [30]
Як Эўксін словы льюцца, як Мэдытэраны,
віншаваць Ясьвельможных імі хачу панаў.

ТАМАШ: Моцпане, сохне рот, трэ візіт да келіху.

ЯРАШ: Гэй, дай яму патрызніць яшчэ далей крыху.

МЭРКУРЫ: Як валы ды аслы, як сарокі, вароны,
папугі й совы, б’ючы нізкія паклоны
носам, каленьнем, выем, карканьнем, шчабетам,
мелі сэрцы напханы радасьці паштэтам,
як mundi redemptor на духмяным пярнаце
ляжаў ў выжолабленым каня маестаце,
гэтак будзьма вясёлы!

УСЕ, перабіваючы: Брава, біс, узорна!
Дзякуй за віншаваньні гожыя пакорны.

АДАМ: Так! Пасуе аслом больш за ўсё сёньня бекаць.

ЯН, Апалёну: Можа, пан ксёндз згадаў бы пасьпяваць бы нейкасьць?

ТАМАШ: Бо сьпіч той выкштаўцоны змарыў арганіста,
яўна шкодзіць здароўю.

АПАЛЁН: Так, то рэчаісна.
Дзеткі, пяймо!

МЭРКУРЫ: Перапеці мя нікт ня зможа,
й перапіць, й пераперць. Я буду ўторыць гожа.

МУЗЫ, сьпяваюць:

Анёл пастырам адкрыўся:
што Хрыстос нам нарадзіўся
у Бэтлеме Давідовым
да й у родзе Юдашовым
з паненкі Марыі.

АДАМ, падпіўшы:
Гэй, чаго мне сквірчыце там? Прызнацца шчыра
ад опэры бурацца вашай ў вушах дзіры.
Паслухайце маю лепш песенку, вы, дружы,
калі як адляпіцца той плябан ня здзюжы.

(сьпявае)

Вочы радасьцю зазьзяюць,
Вянец чолы апаяша,
Ўсе абдымкі хай з’ядняюць,
Ўсе брацьця тут, ўсе тут нашы.

Збытак, хітрасьць, уляганьне
Кожны кіньце ля ўвахода.
Вечна маюць тут прыстаньне
айчызна, навука, цнота. [31]

(Музычны пройгрыш.)

ЯН, пхаючы ў бок Адама, кажа па-ціхаму:
Вось рура! Ў нас употай ўсё жа. Ці з келішка
адкрытасьці сярбнуўшы ты добрага лішку —
сьпяваць гэткія вершы!

АДАМ: Эй, да сам ты рура!
Ці можа штосьці гэны зразумець бандура?
Яны ж тут для каўбаскаў, а не для здагадкаў.
Дурны глухім aeqvale, ўсё будзе ў парадку.

(Музыка спыняецца)

АДАМ, зноў сьпявае:

Брацтва скутыя лучвамі,
з сэрцаў здымем свых заслоны.
Сьвяты пал, што тут вызнаны,
Адкрыйма адзін адному.
Прыязнь ды сьпяваньне тута
Сунімаюць нам пакуту. [32]

(Грае музыка.)

АПАЛЁН: Сьпеў цудоўны прыгожых дум! паэз’я чыста!
Мусі пан непазьбежна зьяўляцца лютністам.

КАЛІЁПА: Прывёў (цяпер згадала) яго верш мілосны
аднойчы ў прытомнасьць віленскі друк млосны. [33]
Мілосны, хаця шчыльна гаць супраць асьвяты,
тыранскіх легіёнаў штандарт, волі каты —
гідасная цэнзура словы ў яго одзе,
што не маглі з манаскім густам быць у згодзе,
бо ўцешна яму думка лёгкая спрыяла,
вышпарыла ды замест свае паўстаўляла,
ссыпецца якое як з золата лупіны.

АПАЛЁН: Ператворыцца наша раскошай пустыня
з паэтамі ў грамадцы! Маскарады здымем,
ім падзякі складзем за іхнюю даніну.

(Апалён, Мэркуры, Музы аказваюцца ў боскіх уборах.
Паўстае музыка.
УСЕ ўва аслупленьні, па слоўцу кожны:
)

Што за зьява! Цуд! Самі багі вось наведаць
сьціплейшую сыйшоўшы наскую бяседу.

АПАЛЁН: Мір вам! Мы вас віншуем, шаноўны зямляне! [34]

МЫ: Чэсьць й хвала вам па праву, пачэсны нябяне!

АПАЛЁН: Набліжся, Адаме, за тваіх гожасьць сьпевак
варты ты майго зроку ды парнаскіх дзевак.
Вешчы дух твае працы ўсе апавясьціў мне.
Бэрнар з Анэляй добра пекнасьць высьвятліў мне.
Табою ув уборы зграбнасьці адзета
йдзе сыпкая зямлянка ў наступнае лета, [35]
й ня толькі што з тваёе будзе сыціць ласкі,
з якой яе апеў ты, сам ужаўшы пляскі,
яна ж трапіць Белінды ля кудзера сеcьці [36]
ды для твайго чала там сьветны вянец сплесьці.
Рост пачатай вяшчуюць славы Дэмасфэны: [37]
сконч рашуча, бо дбаюць над табой Камэны
Ёсьць тут і Тамаш, скон хто сьпяваў табакерцы,
элегьямі сьцішаўшы чульлівымі сэрцы.
Балады, спрытны ямб ды тонкі трыялеты
шчырага яму годнасьць надаюць паэта.
Ёсьць Ёзэф, што тлумачыў Гарацыя оды,
ды Яраш, што расклаў нам Бершу асалоды. [38]
Ануфры грае тут на флейтачцы вясковай, [39]
творца Малгосі ёсьць...[40]

ЯН: Ой, божа, дастаткова!
Мы сьвяткуем падвойна сьвята сёньня наша:
імяніны Адама як раз ды Тамаша.

АПАЛЁН, пляскаючы ў далоні:
Бравісіма! Выдатна! Маем два вяночкі,
аздобім два прынамсі любых дзіцянёчкі.
Вас жа, прыхільнікі ўсе іншыя Парнасу,
прыбярэм гожым лаўрам мы з працягам часу.
Матэматыкі нават, лекары, юрысты
займеюць нагароду кожны асабіста.

ЭРАЗМ, [41] у бок: Ой будзе табе працы, браце Эскулапе,
напішаш мне, змачыўшы пёрка у ялапе, [42]
патэнт, што я служу у тваім палку дружным.
Ўжо роспалаць я хвацкі учыню нядужым.

(Апалён вянчае Адама й Тамаша.)

ХОР МУЗ:

Прыстойных младзенцаў пара,
жывіш нас цішком ахвярай,
хаваесься ў цішы сьціплай,
да вычынаў станеш звыклай.
Прыймі ў дар ад нас зялёных
два вяночка заслужоных.

Як пчолкі ў спадарскі соты
салодкія ліюць мёды,
так і вы жыцьця вясною
у прыязнасьці й спакою,
тулячысь ў чулым улоньні,
складаеце шчодры плёны.
За то вечны лаўр зялёны
абаўе вашае скроньне.

АПАЛЁН: Чаму жа вашых вершаў ані Помнікі,
ні Дзёньнікі так сама, ні Тыдзёньнікі
не даносяць Парнасу, ня трубяць па сьвеце,
як чароўна вы, дзіўна ў сховішчы пяеце?
Дурных пісакаў рыфмы ані д'ябла ў душу,
высіляны цэнзурай, займаюць аркушы.
Хай Табакеркі вашы й вашыя Картоплі
адгоілі б выданьня чэзлыя, як кроплі. [43]
Чаму ж сьціплыя вы?

АДАМ: А ёсьць таму падставы...

АПАЛЁН: О, сыны сваіх продкаў вы вартыя славы;
ведаю вашы мэты, ведаю жаданьні.
Растуць з вас мсьціўцы вашай волі згвалтаваньня.
Адно імкненьне ўжо ёсьць вартае пашаны,
хвацкая сама думка, ўжо імпэт бажаны
гонар вяшчуюць, нават, калі, збаўце богі,
лёс плянаў выкананьню перашкодзіць строгі.
Адаме ды Тамашу, вашы з сяго грону
вялебныя заблішчуць першымі імёны.
Далі першыя хвілю вы сваю забаве,
хаця й на слабым грунце сьперш пабудавалі
гмах, дзе любоў айчызне, цнота ды навука
хаваліся ад злосных ворагаў вышука.
Вы іх заклалі, сёньня супольныя працы
ўжо удасканальняюць трывала палацы.
Прыстанак уся знойдзе тут дзяяльнасьць ляха,
хто поўны, маўляў, цнот, ня ведаў ў баю страху. [44]
Хай вам шчасьціць нябёсна! Хай дабрабыт шчасны
зрухне вашу айчызну й па ворагам лясьне.

ХОР МУЗ:

Мужных продкаў добры сыны,
будзьце ў намерах гарлівы,
славай мы жа вас увінем,
лаўрам вечным ды алівай. [45]

Вабіць вас не нагарода,
надзяць вас ня лаўра шаты:
бацькаўшчыны той свабодай
да падзеяў вы заўзяты.

Хай жа ваша бацькаўшчына
зь мёртвых негды зноў паўстане,
дзетак, што любілі шчыра,
за прыхільнасьць успамяне.

Трымайцесь з запалам роўным,
што натхняе, што ажывя,
а ў жыцьці вашым сяброўным
будзе прыязнь, лад шчаслівы!

Пад іх лейчынай няблагай
выканайце, што пачалі.
Спадарожыць ёй адвага
з ёй лягчэюць і цяжары.

Каб у вас, нямоўлі мілы,
тыя палякі ўваскросьлі,
што жалезны слупы ўбілі
у струмні Днепру, Салі, Осы! [46]

Хай жа ваша бацькаўшчына
зь мёртвых негды жа паўстане,
дзетак, што любілі шчыра,
за прыхільнасьць успамяне.

(Музы й Апалён зьнікаюць)

НАШЫ ХОР:

Схавайма ў грудзёх удала
парнаскіх дзяўчын натхненьне,
зьвязак наш сатнём трывалы,
сьціпласьці разгонім цені!

Што мысьліць адзін, то й другі,
мэта ўсіх салодка, міла:
бацькаўшчыне для паслугі
ўсё аддаць жыцьцё ды сілы.

Сьвяткуйма што ёсьць ў нас духу,
не пашчадзім чаго маем,
праз вялікую патугу
вынік шчодры атрымаем.

Пал да бацькаўшчыны вольны
поўнасьць духа ў нас трымае.
Мовіць старае прыслоў’е:
хто жадае — дасягае.

Пацісьнем сяброў далоні
з цэлага прыяцьцем сэрца.
Прыязнь, што нам сэрцы поўніць,
шчыльней паціськаньнем сьцьвердзім.


Слова ад перакладчыка

Пераклад мае нейкую колькасьць нетыповых рысаў, якія лепш абмеркаваць. Па-першае, у ім даволі шмат адхіленьняў ад нормы (што бы не лічылі нормай чытач ці чытачка). Звычайна ў нашых тэрэнах ад перакладу чакаюць пільнаваньня нормы, і ў перакладзе дазволена значна менш свабоды, чым у сваёй творчасьці. Але жа гэта не адзіны магчымы шлях і маецца падазрэньне, што ён не заўжды лепшы. Так, жартоўная інтэрмэдыя (krotofila, то бок караткахвільля ці фарс — кароткая жартаўлівая п’еса, якую іграюць на перапынку) Яна Чачота не адлюстроўвае агульна-польскай, анягож — тэкст напханы беларусізмамі, русізмамі, рэгіянальнымі адхіленьнямі ў канчатках і г.д. Ігнараваць гэтую спэцыфіку, перакладаючы нэўтральнай мовай — вызначала бы падманваць чытача, пазбаўляючы твор ад сутных яму рысаў. Таму для перакладу сканструяваная гіпатэтычная сытуацыя — як выглядала бы гэтая п'еса, калі б 23-гадовы Чачот спрабаваў пісаць яе беларускай (для спрашчэньня дапусьцім, што адразу кірыліцай). Можна ўявіць, што ў яго мове было бы шмат вакабулярных палянізмаў, польская акцэнтуацыя і г.д. Таму перакладчык дазволіў сабе й скарочаныя канчаткі прыметнікаў, зрухі націскаў, дзе ні дзе зьдзек над нарматыўным выбарам склонаў, арыентуючыся у гэтых licentiae poeticae, то бок вольнасьцях дазволеных паэту ў адхіленьні ад нормы, на бліжэйшага па часу беларускага драматурга — Вінцука Дуніна-Марцінкевіча.

Па-другое, перакладчык меў намер захаваць нефармальны тэмпэрамэнт п’есы — значную імправізацыйнасьць, хатні яе характар — і таму дазваляў сабе часам вольнасьць, непрэцызнасьць рыфмаў і агульную неахайнасьць, проста кажучы (прызнацца, гэта ня толькі рэзультат філялягічнай рэфлексыі, але ж так сама й пафігізма з жаданьнем зрабіць хутка ды сьмешна). Разам з тым, сабраўшы апошнія рэшткі сумленьня, перакладчык даставіў камэнтары з літаральным перакладам у тых месцах, дзе ён дазволіў сабе сутна адхіліцца ад арыгінала. Гэта таксама крыху экспэрымэнтальна, бо разам з нарматыўнасьцю ад перакладу звычайна не чакаюць прэцызнай перадачы арыгіналу, але хутчэй — яго духу ў межах, дазволеных культурнымі звычкамі. На заблытаную ў інвэрсыях граматыку барочных сэнтэнцыяў, на большасьць гістарычных ды міталягічных адсылак было вырашана камэнтароў не рабіць, каб яны не пераважвалі памер п'есы. Увогуле растлумачэньні дададзены па рэакцыях першых чытачоў.

Напісаны “Апалён на калядаваньні” клясычным александрыйскім радком, што ў польскім кантэксьце вызначае трынаццаціскладовы сылябічны верш, то бок такі, ў якім лічыцца нібы толькі колькасьць складаў. Але позьняя сылябіка ёсьць рэгуляваная: часьцей за ўсё націскі ў Чачота імкнуцца да 3 ды 6 (ды, ясна, 12) складаў; пры гэтым пасьля 7 стапы абавязкова стаіць цэзура. Такім чынам, для чытача, звыклага да сыляба-тонікі, якой у нас звычайна перакладаюць палякаў, памер “Апалёна” вагульна гучыць нібы першая частка радка напісана трохстопнікам, анапэстам, а пасьля цэзуры пачынаецца нешта іншае, нібы харэй, ці сьцяты дактыль:

Gdzież to nasza dotychczas / bawi się Erato?
(Дзе ж пасю́ль там на́шая / ба́віцца Эра́та?)

...Oj, kobietki, kobietki! / myż was zgrszyć możem?
(Ці, кабе́ткі, магчы́ма / гэтым вас ура́зіць?)

...Precz Demosten poganin / z swą elokwency
(Дэмасфэ́н, прэч, пага́нін / з сваёй эляквэ́нцай)

...Towarzysze, słuchajcie / mego śpiewku lepiej
(Паслу́хайце маю́ лепш / пе́сенку, вы, дру́жы).

Самое разьмеркаваньне націскаў, аднак, застаецца ня строга фіксаваным (за вынікам 7 і 12 складаў) і можа падаць ці на 2, ці на 3, а пасьля цэзуры — і на 8, 9, 10 склад. Разам гэта стварае гібкі памер, больш разнастайны за манатоннасьць францускага сылябічнага ці расейскага сылябічна-танічнага радка, пры тым маючы пранізьлівую цэзуру, што некалькі нагадвае складаныя памеры хораў старагрэцкай трагедыі. Пішучы па-беларуску, Чачот прыдаваў гэтаму памеру недасягальную элеганцыю:

У вас ве́льмі харо́ша! / Ха́ты зле́пкі з гно́ю,
бо ле́су не ма́еце, / ўсё астро́вы пу́сты.
Вы ся заляца́еце / жы́там, пшаніцо́ю,
бо ў вас грунт харо́шы, / чарназе́мны, тлу́сты.

Хаця Чачот піша ў поў-рукі, ня дбаючы, а толькі складае хатнюю п’еску для свойскага ж тэатру, аднак яго тэкст падсумоўвае літаратурную працу філярэтаў за некалькі год. Ён цытуе, рэфэруе, адсылае да кола тэкстаў, створаных Міцкевічам, Занам, Петрашкевічам ды самім Чачотам, і тое, што ён узгадвае, ёсьць ўжо тэксты моцныя, напісаныя ня толькі для простага баўленьня; яны адлюстроўваюць еднасьць паэтыкі й дазваляюць сур'ёзна ставіцца да посьпехаў філярэцкага кола ў паэтычнай дзейнасьці. “Картофля” Міцкевіча, “Скон табакеркі” Зана (абодва паэматы дайшлі ў фрагмэнтах), “Малгося з Зембаціна”, “Сьпеў пра ляха” Петрашкевіча — даюць супольны погляд на паэтычную тэхніку, на тэлеалёгію гісторыі, на ролю хрыціянскай рэлігіі, на справы краёвай ды нацыянальнай ідэнтычнасьці. У гэтым сэнсе камэрная п’еска Чачота ў згушчаным выглядзе выстаўляе квінтэсэнцыю творчасьці філяматаў 1817-1819 гадоў. Ніводная з пералічаных прац ня ўбачыла хутка друку, штосьці было страчанае да 20 стагодзьдзя, штосьці ня знойдзенае пасюль. Ніводная зь іх таксама не перакладзеная на іншыя мовы.

Як перакладчыку “Калядны Апалён” ёсьць мне гульня, спарушэньне правілаў і межаў, дазвол традыцыйных калядных жартаў, зьдзекі й пасьмешкі над усім сьвятым. Іншая жа частка мяне, тая што атрымала філялягічную адукацыю, заставаючысь рэзанэрам (і ня ўдзельнічаючы ў перакладзе) заўважае, што тэкст Чачота вырашае шэраг агульных запытаў паэтыкі й ідэалёгіі, што робіць гэту жартоўную п'еску праграмнай.

Інтэрмэдыя адчыняецца ў барочных дэкарацыях Вільні, але перад ратушай — будынкам клясыцыстычнага стылю. Зіма 1819/20 гадоў — гэта часы пераходу ад барочнай ці пост-барочнай паэтыкі кола філяматаў да паэтыкі рамантызму. То бок асэнсаваньне страты Рэчы Паспалітай, дзе нацыянальнасьць ня мела вызначэньня, й пераход да сьвежых позваў — праблематыкі нацыянальнай ідэнтычнасьці, стварэньня нацыянальнай суполкі ды культуры.

Філяматы вырашаюць гэты шэраг запытаньняў не бяз зграбнасьці: яны адмаўляюцца ад рэлігійнай ідэнтычнасьці каталіцызма (да якога мелі палітычныя конты) — спускаючы хрысьціянства да ўзроўня бытовай традыцыі, захоўваюць спадчыну клясычных часоў, зьвяртаюцца да фальклёру й з гэтых кампанэнтаў ствараюць прастору для сваёй далейшай дзейнасьці: той літоўскі пэйзаж, заселены німфамі й дрыядамі настолькі цесна, што й Апалёну ня сорамна сыйсьці сюды.

У драматургіі гэта выглядае так, што клясыцыстычныя багі, пагутарыўшы пераўскладнёнымі, поўнымі інвэрсый сказамі, якія напханыя алюзыямі на міталёгію ды гісторыю, й разам расправіўшыся з хрысьціянствам увогуле ды каталіцтвам у прыватнасьці, ператвараюцца ў калядоўшчыкаў. То бок з паэтыкі барока й клясыцызму яны адразу крочаць у паэтыку фальклёра.

Далей жа адбываецца той сынтэз рамантызму, які сабе ўяўлялі філяматы — сутыкненьне бытовага й фантастычнага, гумару й патасу — тая новая прастора безь несапраўдных дэкарацый, але з адноўленай мовай ды свабодай творчасьці. Або, як напісаў іншы віленчук у фінале сваёй каляднай п'есы: “Тут надыходзіць кавалак дыялёгу ды дзеяцца розныя рэчы, якіх не разумее нават самы аўтар”.

Застаецца толькі зьдзіўляцца, як 20-гадовыя хлопчыкі на руінах былой цывілізацыі стварылі свой сусьвет, спарадкавалі праграму — й далей выконвалі яе дзесяцігодзьдзямі, пры чым ні беднасьць, ні абмежаванасьць доступу да аўдыторыі, ні рэпрэсыі не адхілілі іх ад вызначанага пляну дзеяньняў.


[*] Тэкст перакладзены паводле выданьня: Poezya filomatów. T. II. /Wyd. Jan Czubek. (Archywum filomatów. Cz. III, 2). Kraków, 1922. Str. 253-275.

[1] Бабры не дзеля краснамоўства выключна, а спасылка на “Натуральную Гісторыю” Плінія Старэйшага, які піша, грунтуючыся на 118 басьні Эзопа: “Бабры Эўксінскія, захопленыя паляваньем, адгрызаюць самі сабе той кавалак, за якім палюемыя” (Plin. Nat. 8.47:109). Эзоп і Пліній маюць на ўвазе той жа кавалак, якога зьлішыўся Абеляр.

[2] У польскім тэксьце жарт трошачкі сьціплейшы: “Гэтак бракавала Элаізе пяшчотаў па настолькі важнай страце, што аб пачуцьцёвай узнагародзе й думаць не магла” (o zapłacie / tkliwej myślić nie mogła). У дадатак, гэтая вэрсія ёсьць рэдактарская, у рукапісе стаіць абарваная фраза: “o zapłacie tkliwych / myśli nie mogła...”, то бок “аб узнагародзе пачуцьцёвых думак не магла…” (Poezya filomatów. T. II. Kraków, 1922. Str. 254).

[3] Хутчэй за ўсё, рэферуе да басьні Эзопа “Малпа ды ліса”, дзе ліса, выхвальваючы смачную здабычу, заваблівае караля малпу ў пастку, а потым кажа малпе, што той, хто ня здолее ўтаймаваць сваю хцівасьць, ня можа быць і манархам.

[4] Рарог (raróg) тут вызначае не драпежнага птаха, ні тым больш міталягічную істоту, а шыбзьдзіка, ад устойлівага прыслоў’я “patrzeć jak na raroga”, то бок, глядзець як на нешта дзівоснае, й адсюль вызначэньне “дзівак” ўжо для самога рарога.

[5] Складаная шавіністычная ўпіка: маўляў, канешне, вы ня з каменьня, наадварот, вы вельмі мягкія й дастаткова вас пахваліць, каб вы супакоіліся.

[6] У арыгінале трошку інакш: “Смачнейша тхнуць па месту цэламу каўбасы, / прысьпелі тых календаў хрысьціянскіх часы” (Pachną po całem mieście prześlicznie kiełbasy / Kolendy chrześcijańskiej przyspieli czasy), але перакладчык пасораміўся перастаўляць націск на польскі капыл.

[7] Невялікае ўзмацненьне стылю, ў арыгінале “іх песьні бэнкурцкія”, але ж самае гэтае смачнае слова, хутчэй за ўсё, сьцерлася па-за межамі Віленчшыны.

[8] У арыгінале “Пакуль Дэльфы ў модзе й піфійская жрыца”.

[9] Тут, як і некалькі разоў далей, Чачот зьвяртаецца да “Картофлі” — няскончанай, але ж моцнай героікамічнае паэмы Міцкевіча пра адкрыцьцё Амерыкі. Паэма, як і п’еса Чачота, напісаная 13-складовым вершам і пяе: “як... потым, калі мінулі тысячы год, Габрэйчык агаласіў лепшую веру для сьвету, як грэцкія багі, дачакаўшыся злога лёсу, новы сьвет сабе робяць з рэшткаў хаосу, як Калюмб іх патрывожыў... і гэтак далей” (падрадкоўнік уступа паэмы, гл. арыгінал).

[10] У арыгінале, канешне, ня брыднота, але пагарда (grać rolą ludzi / których wspomnienie czynów wzgardę w sercu budzi).

[11] Рэдкае й вельмі паэтычнае ferla, відавочна, са студэнцкага жаргону, ад лацінскага ferula, то бок “розга”.

[12] У арыгінале меньш канкрэтна “З чыёй прыгоды льецца кроў Варненчыка”, але ўдакладненьне не адхіляецца ад гістарычнай праўды. Абвінавачваючы каталіцтва ў гыбелі Варненчыка, Чачот прытрывмаецца трактоўкі Яна Длугаша, па якой Турцыя з Венгрыяй сьхіляліся заключыць мір, але кардынал Чэзарыні настойваў на вайне супрась іншаверцаў.

[13] Вядзецца ўжо пра Жыгімонта III, які перадаў т.з. “Каталіцкай лізе” караблі для вайны са Швэцыяй, ды ўвогуле яго барацьбу супраць пратэстантызму, адцягнуўшую шмат сіл з Рэчы Паспалітай.

[14] Тутака вядзецца пра ролю хрысьціянства ў пераходзе славянаў ды іншых ад вандроўніцтва да аселага спосабу жыцьця, на што Каліёпа адзначае, што рымляны й грэкі й бяз гэтага не былі намадамі. У арыгінале стаіць “Alboż Rzymianie, Grzeki bez sadziby byli?”, дзе выраз “садзіба” мае не самае відавочнае са сваіх вызначэньняў — аселасьці.

[15] Францішак Малеўскі.

[16] Спарыш (у арыгінале так сама sporysz), слаўцо, блытаўшае польскіх дасьледчыкаў: так Чубак высьветліў яго як спарынец (паразіт іржы Claviceps), але ж Ендрых пераканаўча паказвае, што гэта беларусізм, які вызначае “два з'яднёныя прадметы, часьцей за ўсё два зрослыя арэхі” (то-бок, нешта парнае; дададзем, што зрослыя арэхі — устойлівы сымбаль сяброўства ў тую эпоху). Глд. Marek Jędrych. Apologetyczna i profetyczna funkcyja elementa antycznego w “Krotofili” Jana Czeczota “Apollo po kolędzie” // Roczniki humanistyczne. T. XXVIII. Zeszyt 3. 1980. Str. 89-102.

[17] Гэткая форма выбраная ня толькі каб упхнуцца ў памер, але яшчэ й пад гіпнозам польскага poczwórne ў арыгінале.

[18] Адам Міцкевіч (прабачаюся за відавочнае).

[19] Тамаш Зан.

[20] Мець алей у галаве, або надаварот брак алею — устойлівая ідыёма польскай, расейскай, ідышу, якая вызначае наяўнасьць або адсутнасьць глуздаў.

[21] Ануфры Петрашкевіч.

[22] Klejanka — адно з найлюбімых слоўцаў у міжсабойстве філярэтаў. Асабліва, здаецца, філярэтам падабалася, як зручна тыя клеянкі рыфмуюцца з каханкамі, кабанкамі (яны ж альтанкі) і г.д. Дасьледчыца Зоя Кавын-Кужова лічыць, што гэтак яны звалі вершы (Zoja Kawyn-Kurzowa. Język filomatów i filaretów: przyczynek do dziejów języka polskiego XIX wieku; słowotwórstwo i słownictwo. Wrócław, 1963. Str. 52), што не пасуе, як здаецца, па кантэкстах. Магчыма гэта былі нейкія сьценгазэты або праклямацыі?

[23] Юзэф Яжоўскі.

[24] “Шырокі” (Szeroki) была мянушка Тэадора (Бажыдара) Лазінскага.

[25] Камэнтатары раскрываюць імя як Aniela Łuczkówna, хто б яна ні ёсьць. Поле камэнтара занадта вузкае, каб растлумачыць, што тут адбываецца між ёй, Занам і Лазінскім.

[26] Ян Чачот.

[27] Трэба чытаць “кнігай”. У арыгінале іксы: “czy on ma zawsze suszyć łeb swój XXy”, хутчэй за ўсё жартоўнае “томы, кнігі” ад архаічнага напісаньня xiążki (зм. książki).

[28] Тэадор (Бажыдар) Лазінскі.

[29] Каленцы дададзены дзеля рыфмы, у арыгінале толькі шыя ды губы, але хай ён трохі прытанцоўвае.

[30] Маецца на ўвазе ўмеласьць Майсея расхінуць мора. У самым сказе наўмысна выбраны ненатуральны парадак словаў, як рыса стылю калядзіна. Калі ўпарадкаваць, то выйдзе: “пад дэвізам шчасьлівых аўспіцый (то бок, прадраканьняў) рыючы мора...” (Pod szczęsnych auspicyów kopiąc morza hasłem…) і г.д.

[31] Абодва куплеты натуральна ўзятыя з “Песьні філярэцкай” Міцкевіча — там гэта першы ды другі куплеты (гл. A.Mickiewicz. Dzieła wszystkie. T.1. Wiersze 1817-1824. /Opr. Cz. Zgorzelski. Zakład narodowy im. Ossolińskich, 1971. Str. 142). Ёсьць беларускі пераклад Кастуся Цвіркі (гл.: Філаматы і філарэты: зборнік. Менск, 1998) пад тытлом “Песьня” (гл. тут, ён зроблены па старэйшаму выданьнью, таму чарговасьць куплетаў не супадае). Верш Міцкевіча паўтарае рытміку “Оды да радасьці” Шылера, таму напісаны чатырохстопным харэем. Пан Цвірка зьмяніў аднак чатырохстопны харэй арыгіналу на трохстопны анапест, з-за чаго песьню больш ня сьпець на матыў “Оды да радасьці” Бэтховена (ані так сама на мэлёдыі, якія потым пісаліся спэцыяльна для гэтай песенкі).

[32] Зноў цытата — другі куплет з той жа “Песьні філярэцкай” Міцкевіча.

[33] У арыгінале без штукаваньня: “Узгадваю, гэта ж ягоныя аднойчы прыгожыя вершыкі аздобілі віленскія лядачыя тыднёвікі”.

[34] У арыгінале стаіць двухсэнсоўнае ziemianie, што звычайна вызначае хрысьцянаў ды сялянаў, але літаральна (што й абыгрываецца) й жыхароў зямлі.

[35] Дарэчы, “сыпкая зямлянка” тутака вызначае бульбу, зноў адсылаючы да ўжо ўзгаданай паэмы Міцкевіча “Картофля” (owóc... co ma imię Kartofel, Bulb, albo Ziemlanek, як там напісана). “Бульба”, паводле прароцтваў Апалёна, да нас такі дайшла, хаця й у фрагмэнтах, і была выдадзена а 1929, а потым, чамусьці цалкам у іншых фрагмэнтах, а 1949 годзе.

[36] Тутака Чачот камплімэнтарна параўноўвае дыялёг Міцкевіча “Выправа I. Аб пекнасьці”, дзе суразмоўцамі былі Бэрнард і Анеля, са славутым “Выкраданьнем кудзеру” Аляксандра Поўпа — цалкам, заўважым, абгрунтавана, бо самы дыялёг Міцкевіча да нас не дайшоў (глд. Józef Tretiak. Adam Mickiewicz w świetle nowych źródeł 1815-1821. Kraków, 1921. Str. 70-71.).

[37] “Дэмасфэн” быў тагачаснай трагедыяй Міцкевіча, якая да нас не дайшла.

[38] 25 лістапада 1817 Франца Малеўскі выкладаў на паседжаньні філяматаў аб паэмаце Жазэфа Бершу “Гастраномія” (1803), які й пераклаў. (Гл. Materyały do historyi Towarzystwa Filomatów. /Wyd. Stanisław Szpotaski, Stanisława Pietraszkiewiczówna. Kraków, 1920. Str. 32.) Пераклад, наколькі можна ўразумець, страчаны.

[39] Аўтар забылся, што ранее Ануфры Петрашкевіч выступаў пад мянушкай Ануфэр (Onufr), або першае была толькі скарачаньнем.

[40] Паколькі размова заходзіць аб “апэрэце” самога Яна (Чачота) “Малгажата з Зембоціна” (Małgorzata z Zębocina), ён пасьпяшаецца перарваць Апалёна.

[41] Эразм Палюшынскі, тады студэнт медык.

[42] Расьліна ялап (jelap), корань якога быў карыстаемы як праслабнае. Таму больш дэмакратычны пераклад выглядае як: “Ой, будзе папяровай працы табе, пёрка, / браце мой Эскулапе, макаць у касторку, / мне папішаш, тваёга байцу рэгімента, / на баяву роспалаць нядужных патэнты”.

[43] У арыгінале: “прыдалі б здароўя тым слабасьцям колеру скуры”, прычым для колера скуры выкарыстанае спэцыфічнае слова cera (аднакаранёвае, відавочна, цыраце).

[44] Адсылае да верша Ануфры Петрашкевіча “Сьпеў пра ляха” (гл. Poezya filomatów, T.1. Str. 160). Дарэчы, ў гэтым месцы ў выданьні Чубака зьбіваецца нумарацыя радкоў.

[45] У арыгінале без аліваў: “Слава й мы вас лаўрынамі будзем апранаць”.

[46] Адсылка да “Сьпева пра ляха” Петрашкевіча, аднак разам з тым да ранейшага гістарычнага сьпева “Баляслаў Храбры” (1816) Юльяна Урсына Нямцэвіча. Оса (Ossa або Osa) – рачулка ў сучаснай паўночнай Польшчы, калісьці былая мяжою між палякаў й прусаў, Саля (суч. Зале) – прытока Эльбы на Нямеччыне.

Monday, December 13, 2021

The Tartu Jewish Folklore Collection: 1926-1938, 1946

ERA, Juudi is a collection of Jewish folklore recorded mostly in Yiddish and in Tartu 1926-1938 for Estonian Folklore Archives. It includes 790 pages of manuscripts and 1430 items, which are anecdotes (176), songs (235), beliefs (145), tales (40), riddles (25), sayings (559) and a glamorous collection of kloles (186). Et al.

.אַז הינט פּאָרן זיך, איז אליהו הנביא אין שטאָט
If dogs are mating, the Prophet Elijah is in town. ERA, Juudi 2, 204 (8).

Besides records of vernacular oral tradition, the collection contains several printed documents. These are: four printed prayers against an evil eye for newborn (עין-הרע): ERA, Juudi 2, 13 (1), 14 (2), 15 (3), 16 (4) and two printed examples of marriage contract (כתבה): ERA, Juudi 2, 17/8 (5) and ERA, Juudi 2, 19/20 (6).

A fragment of a printed prayer against an evil eye: ERA, Juudi 2, 16 (4).

How-to

Now it's all available on the web (check the rules of use). The site with collections of Estonian Folklore Archives is in Estonian only, so you can go there via google translate or follow the next instruction:

Here is the 1st part of the collection (ERA, Juudi 1: 1924-1929) and here is the 2nd (ERA, Juudi 2: 1930-1938; 1947). You can download the pdf of a whole volume (Juudi 1, Juudi 2). Or you can download the separate page you want as jpeg or tiff in higher resolution. To see the list of items click the "+" sign next to the word "Palad". Clicking the word "Vaata" will bring you to the file, where "Tekstitus" contains texts (original text in Yiddish, Standard Yiddish and English translation, and sometimes transliteration by YIVO rules). "Ava fail" shows you JPG, which you can download by clicking "Laadi alla JPG".

"Metaandmed" contain metadata: date, English summary (except for proverbs). "Tegijad" contain collector's and narrator's name. (If any information on collector or narrator is known, it is collected within a special page, which can be found apart in this page by entering the name.)

If you want to download the exact page, you go to the list "Kasutuskoopia JPG Esitus" and click "Ava" by the one you need and then "Laadi alla JPG".

Genres and species

There are inner tags, which allow to find texts by genres and thematic groups (most of these tags belong to the whole base of the Archives, but some are mine samodeyatelnost for needs of Jewish materials):

  • rl for songs,
  • ll for children songs,
  • um for beliefs and rituals (there more detailed: uk kal about calendar festivas, ul pulm about marriage, uk met for weather, uk matus for believes tied with death, dead, funerals),
An example of meteorological beliefs: ERA, Juudi 2, 105 (4).
.מען זאָגט ווען עס בליצט, דאַן צינט אָן גאָט אַ פאַפיראָס
People say when there's a lightning, then God lights a cigarette.
  • kloles for guess what,
  • anek for anecdotes.
    • Motke Chabad for anecdotes about Motke Chabad (214 items),
  • hällilaul for lullabies in general (33 items)
    • and vayse tsigele for this famous one in particular (24 items).
  • liisklugemine is for counting rhymes (and more special as "Yitske-shpitske").
  • mj is for mayses.
  • unenäoseletus for dreams.
  • vs for sayings, proverbs and phraseologisms.
  • lh for such a weird thing as onomatopeic words.
  • ns for spells (by these are tagged sgules, kloles and minor spells, such as for a throwing away a fallen out milk tooth).
  • joon for drawings (there's a picture of Motke Chabad, e.g.).

My own favourits are:

  1. Counting rhyme in Hebrew tagged as "Ani holakhti be derekh", earlier it was known in two publications and one field record, now there are 4 more records (ERA, Juudi 2, 70 (13); ERA, Juudi 2, 76 (8); ERA, Juudi 2, 88 (VIII); ERA, Juudi 2, 104 (12)).
  2. "frightening stories" recorded by Tartu Jewish pupils about what their parents tried to scare kids with (oft contain sever critics of parents' behavior) -- these are tagged as "õud" (20).
  3. What I tagged as a "barrel" (18 variants), a rhymed game going like this:
    !יזקע איז מײַנער -
    ?וואו האָסט אים גענומען -
    .אונטער אַ טון -
    ?וואָס וועסט געבן עסן -
    .חלה מיט הון -
    (See ERA, Juudi 2, 68 (7) for original text and translation.)
  4. A rhyme "Por daytshn" (7 records):
    אונטערן בריק, אופֿן בריק
    שטייען א פאר טייצען
    מיט די לאנגע בּייצען
    הייכע מענער זיינען זיי
    געלט פארמאגען זיי
    געלט און די פֿלאשען
    קנידער און די וויגען
    !שרייען ווי די ציגען
    (See ERA, Juudi 1, 88 (60) for standartized text and translation.)
  5. A special group of interest are school-children plagirizings from each other (teachers were gathering self-records from pupils of Tartu Jewish elementary school):
    A cat turning deaf, dead and pigeon within one 5th grade of Jewish school.
    NameNoText
    Malke Gordon J2, 61 (4) ...un az men git a kāc x̄ālē vert di kāc tejb
    Kalman Gelbart J2, 66 (4) az men git a kac brojt vert zi zat
    Rivke Druy J2, 77 (6) ven men git a kac h xale dān vert di kac tojt
    Golde Soloveičik J2, 95 (5) az men gift a kac x̄ālē vert zi tejb
    Rejze Pevzner J2, 99 (5) un men zōgt āz men git ā kāc x̄ălĕ den vert zi tejb
    Sare Reznik J2, 105 (5) zōgt2 men1 āz men git ā kāc fil x̄ălĕ vert zi tejb
    Sime Škop J2, 111 (4a) ven men git ā kāc esn xāle vert zi tejb
    ERA, Juudi 2, 61(4) און ווען מען גיט א קאַץ חאַלֶה ווערט די קאַץ טייב...
    ERA, Juudi 2, 66(4) אז מען גיט א קאץ ברויט ווערט זי זאט
    ERA, Juudi 2, 77(6) ווען מען גיט א קאץ -ה- כאלע דאַן ווערט די קאץ טויט
    ERA, Juudi 2, 95(5) אז מען גי-פ-ט א קאץ חַלֶה ווערט זי טייב
    ERA, Juudi 2, 99(5) און מען זאָגט אַז מען גיט אַ קאַץ חלה דען ווערט זי טייב
    ERA, Juudi 2, 105(5) זאָגט2 מען1 אַז מען גיט אַ קאַץ פיל חַלה ווערט זי טויב
    ERA, Juudi 2, 111(4a) ווען מען גיט אַ קאַץ עסן כאַלע ווערט זי טייב

The origin and the language of the collection

The collection was started by Walter Anderson, who taught folkloristics in Tartu university and popularized there his method of gathering self-records from school-children (see his article וואלטער אנדערסאָן. דאָס ליד פון דער מאָביליזאציע // פילאָלאָגישע שריפטן. 2ער בונד. ווילנע, 1928. ז.401-413). The biggest parts of the whole collection were therefore gathered by schoolteachers Elias Levnberg (of Tartu Jewish elementary school), 801 item and Isidor Levin (of Liepāja Jewish school No. 14), 78 items. Other main contributors were Berta Kaplan (225 items) and Paul Ariste, whose work is unmeasurable, and then many students and activists.

Most part of the collection is in vernacular Yiddish: it is not standartized and, what is important, hebraizms are written phonetically, which gives a very clear comprehension of the speakers pronounciation, mostly Litvak. Some items are written in Estonian and Russian (see "Textitus" parts for translations) and very few in German.

An example of linguistic data: ERA, Juudi 1, 37 (3).
A verse in Litvak Yiddish.

Original text  Transcrtiption based on rhymes and spelling
אונזער גבי   unzer gabe
משה אבה    Meys(h)e Abe
האט א גרייסן בויך    hot a greysn beykh,1
זיצט ביים טישל    zitst bam tis(h)l,2
לאקחעט פון שיסל    lekekht fun s(h)is(h)l,2
.אז עס גייט אריח    az es geyt a reykh.1
זיין ווייב שרה נחמה    zeyn veyb Sore Nekhome
א כשרה נשמה    a ksore nes(h)ome,
זי איז קליג    zi iz klig,3
אזיי ווי דעם רבינס ציג    azey vi dem rabins tsig3.
1. Rhyme of boykh and reyakh shows coincidence of ey and ay in ey, typical for Litvak Yiddish. This is supported by spelling אזיי, ווייב, גרייסן.
2. Rhyme of tishl and shisl shows mixing of sh and s, so called Sabesdiker losn.
3. Rhyme of klug and tsig shows mixing of u and i, typical for Polish and Ukrainian Yiddish.

Gratitudes: I'm thankful to my prof. Ergo-Hart Västrik, who introduced me to the archives and the collection and taught me to write correct signatures; to the director of Estonian Folklore Archives Risto Järv, who made this project possible; to Olga Ivashkevitch, who patronized my practical work, taught me to work with the archival site and solved all the questions related to technical issues; to Tuuli Otsus, who scanned the manuscripts -- that was the main thing of all. Besides I am obliged for help in reading several difficult places to Asia Fruman, who also transcribed two pages of manuscripts. Last and most I'm deeply thankful to Walter Anderson and Paul Ariste, who learned Yiddish and collected many materials; and to enthuasiastic collectors: Berta Kaplan, Elya Levnberg, Isidor Levin and many others ז״ל.

And עיקר שכחתי to Verterbukh.org, who gives unreal discounts for its online Yiddish dictionary to students, and by this makes me happy and satisfied.

For mistakes and improvements write here in comments, or to e-mail: doar.katan@gmail.com.

Friday, November 5, 2021

Поўны збор правіл беларускай мовы

  1. Першае правіла беларускай мовы: не размаўляць беларускай мовай.
  2. Другае правіла беларускай мовы: не размаўляць беларускай мовай.

Thursday, October 28, 2021

Воскресный литовский

Введенніе. §1-4. Общіе сведения о.

Раздел I. Фонетика.

§12. Фонема /æ/.

Звуковой состав литовского языка включает много хороших фонем и одну совершенно замечательную, фонему /æ/. Правильно ее произнести очень просто, достаточно — как это принято у фонетистов — сделать две взаимоисключающие вещи: сказать доктору «а» и одновременно высунуть язык.

Прежде чем приступить к практическим упражнениям, постарайтесь добиться высокой температуры, гуляя, по возможности, осенью по аукштайтийским болотам между Салакасом и Дукштасом. Почувствовав покраснение внутри себя, обратитесь к врачу. Для практикума вам понадобится фраза dãktare, mán skaũda gerklė̃ (доктор-VOC-SG я-DAT болеть-3P-PRAES горло-NOM-SG). На последнем слоге слова daktare и на первом слоге слова gerklė не забывайте высовывать язык.

Обычно в пример сильной позиции фонемы /æ/ приводят слово ẽglė ‘елка’ /æ:gle/. Мы не можем его рекомендовать, так как, по нашему мнению, оно может произвести странное впечатение на врача.

Также можно одобрить распитие пива в холодную погоду, если пиво не подогрето. Для упражнений по фонетике подойдут сорта Jovarų, Joniškelio, Vilniaus, однако большего успеха можно добиться с темными сортами: Varniukas, впрочем, не помню других темных сортов.

Для практикума понадобится фраза Jū̃sų sveikãtą (вы-GEN-PL здоровье-ACC-SG).

§13. Остальные литовские гласные.

Литовские гласные качественно превосходят русские гласные, т.е. имеются гласные долгого качества, но в большинстве случаев они замаскированы. Первый способ маскировки дает запись долгих под видом носовых: ą, ę, ų, į /ā, ǣ, ū, ī/. Этот способ хорош тем, что он позволяет передавать долготу на письме, вводя в заблуждение иностранцев. Введите поисковый запрос «литовско-польские отношения» и вы всё поймете.

NB: сейчас вы случайно изучили окончания Вин. п. ед.ч. (ą, ę, į) и Род. п. мн.ч. (ų). Постарайтесь забыть их до §30, а — или лучше сразу перейдем к Вин.п. ед.ч., это одно из лучших мест в литовской грамматике.

Остальные долгие передаются специальными буквами: o, y /o:, i:/. Буква игрек используется просто для красоты многообразия. Наконец, долгое /u:/ передается записью ū. Без этого никто бы вообще не догадался, что в литовском есть долгие гласные. Бывает долгое ė /e:/, но вы никак не сможете догадаться на письме, долгое ли оно. Что касается /o/, то оно в литовском языке всегда долгое. Все /o/, которые не смогли стать долгими, превратились в /a/ и так им и надо. Попробуйте произнести краткое /o/ и вы увидите, что у вас ничего не получится.

Задание: попробуйте произнести краткое /o/, убедитесь, что получилось всё равно долгое.

Краткие гласные не такие интересные, это: a, e, ė, i, u /a, æ, e, i, u/.

Задание: Посчитайте на пальцах левой и правой рук долгие и краткие гласные.

§14. Литовские долгие гласные в общении.

В общении с иностранцами старайтесь первым делом понять, с кем имеете дело, и если перед вами финны, эстонцы, латыши — стремитесь избегать демонстрации долгих гласных, вы можете попасть в неловкое положение. Если положение безвыходно, возьмите минимальную пару irà (уключина-NOM-SG) и yrà (быть-3P-PRAES) и постарайтесь довести собеседника до белого каления малоуловимой разницей первого и второго. Если эстонцы и латыши становятся в позу, обратитесь к аргументации второй части §16.

§15. Правда о литовских долгих гласных.

Знакомясь с литовским языком, вы, скорее всего окажитесь в Вильнюсе, городе, где разница долгих и кратких гласных нивелирована красотой барочной архитектуры, алкогольными напитками и канабисом, а также влиянием русского, польского, идиша и белорусского, традиционно доминировавших в этом городе последние три-четыре столетия. Если вы всерьез настроены услышать долгие гласные, то лучше сесть на троллейбус №2, идущий к вокзалу. Диктор хорошо произносит долгие гласные.

§16. Сложность усвоения долгих гласных.

Освоить долгие гласные возможно, но на пути к этому стоит несколько препятствий. Первое из них чисто географическое: долгие хорошо слышны по мере удаления от культурных центров. Они прекрасно сохраняются в Мариямполе, а еще лучше в отдаленных частях Дзукии и на восточных границах Жемайтии. Вопрос, отважитесь ли вы на это?

Вторая сложность состоит в том, что долгие гласные нельзя приобрести отдельно, они доступны только в комплекте со сложным музыкальным ударением (что логично, если подумать) — восходящим или нисходяще-восходящим — и в каждой местности оно будет иметь свой рисунок. Усвоение музыкальных ударений довольно опасно для человеческой психики. А в Каунасе вы рискуете подхватить ноклаут (твердый приступ), которого в литовском языке быть не должно и это стигматизирует ваше произношение так, что я вам не позавидую. Да и вообще, во всяких местностях вы услышите много разных гласных, которые не описаны в нашем учебнике и которым быть не полагается, и это подорвет вашу веру в прочитанные §§, а, значит, и в этот.

Задание: перейдите к разделу "Акцентуация".

Раздел II. Артикуляция.

§17. Регрессивная палатализация как предмет национальной гордости.

Прежде чем перейти к разделу "Акцентуация" и обзору 34 оставшихся гласных фонем, необходимо коснуться правил литовской артикуляции. Во-первых, русские люди очень плохо артикулируют, во-вторых, если вы выполнили упражнения §12, ваша артикуляция должна быть затруднена более обычного.

Итак, для усвоения зачатков правильного литовского произношения следует усвоить два правила: в меру четко произносить безударные гласные (в отличие от того, что вы позволяете себе в русском) и всегда придерживаться регрессивной палатализации. Под палатализацией в данном случае понимается смягчение согласных перед гласными, а под регрессивной палатализацией понимается смягчение всех (всех!) согласных, стоящих перед гласным, требующим смягчения.

Согласно рекомендациям Международной ассоциации литуанистов, лучшим образцом регрессивной палатализации признано слово šiùkšlinė ‘мусорка, урна’, где должны смягчаться три согласных, стоящих подряд перед i: ['šʲukʲšʲlʲinʲe].

Усвоив принцип регрессивной ассимиляции по мягкости, отработайте его на известных вам словах:

Задание для 1 варианта: gerklė̃ ‘горло’ [gʲɛrʲkʲ'lʲe:].

Задание для 2 варианта: ẽglė ‘елка’ ['æ:gʲlʲe:].

Общее задание для обоих вариантов: не думайте о том, какая связь между gerklė и eglė. Разбейтесь на первый и второй вариант. Хором произнесите клятву "мы не будем, как в русском, превращать все безударные в шву" и приступите к заданиям по вариантам.

Задание для 1 варианта: усвойте безударный аллофон фонемы /æ/, т.е. [ɛ] и продемонстрируйте его 2 варианту.

Задание для 2 варианта: усвойте ударный аллофон фонемы /æ/, т.е. [æ] и продемонстрируйте его 1 варианту.

§18. Литовские согласные.

Поскольку я не уверен, что вы правильно поняли слова о смягчении всех согласных, то лучше уточнить этот момент: смягчаются все стоящие подряд согласные перед буквами i, e, ė. И смягчаются любые согласные, стоящие перед буквами i, e, ė — а равно перед буквами, перед которыми стоят буквы, перед которыми стоят i, e, ė и так далее.

Смягчение согласных как таковое нефонематично для литовского языка. Это значит, что с точки зрения лингвиста в литовском согласные не делятся на мягкие и твердые (поскольку мягкий согласный не может стоять в конце слова), а с точки зрения говорящего вы окажетесь дебилом, если не будете этому различению следовать и поверите лингвисту.

Задание: найдите белоруса, попросите его рассказать о том, как изъятие мягких знаков из алфавита привело к отвердению произношения. Дождитесь появления в его рассказе таких форм клясічнага правапісу як «расьцьвісьці» или любых других, содержащих достаточное количество мягких знаков для обозначения регрессивной палатализации. Теперь задайте вопрос, как же у литовцев произношение без мягких знаков не отвердело. После этого немного прогуляйтесь.

Задание для прогулки: начав ровно посередине Клайпеды, попробуйте последовательно добраться, руководствуясь советами прохожих, — сначала до Šaulių̃ gãtvės (стрелок-GEN-PL улица-GEN-SG), а затем до Šiaulių̃ gãtvės (Шауляй-GEN улица-GEN-SG). Помните, что эти улицы находятся в противоположных частях города.

Ненумерованное существенное дополнение к §18 о регрессивной палатализации.

Ко всему вышесказанному нужно добавить, что регрессивная палатализация не ограничивается пределами собственно лексемы, а несколько неожиданно, но закономерно распространяется дальше, не вполне понятно, насколько далеко, но, как минимум, в границах фонетического слова, т.е. звукового отрезка, имеющего единое ударение. Нп. kodė̃l tù nóri ‘почему ты хочешь’ — [koˈdʲeːl], но kodė̃l gi tù nóri ‘почему же ты хочешь’ —[koˈdʲeːlʲ gʲi], во втором случае безударная частица gi смягчает последний согласный впереди идущего слова.

Автор знавал русских, которые, не вдаваясь, выбрали один из этих вариантов (а именно [koˈdʲeːlʲ]) и употребляли повсеместно. Воистину, это было ужасно.

Распространяется ли регрессивная палатализация от одного ударного слова на другое — сказать сложно. Во-первых, как будто бы не должна, поскольку слова с полноценными ударениями разделены в устной речи паузами. Во-вторых же, полноударные слова в литовском имеют ограниченное количество консонантных исходов: на -s (NOM. SG. MASC.; FUT.3), на -k/g (IMPERAT. SG.), на -m (усеченные формы DAT-INSTR. PL. FEM.). Остальные консонантные исходы принадлежат различным застывшим формам, которые в грамматике безответственно принято называть "наречиями": kaip, kur, šalin, bent — самостоятельность ударения у таких полу-служебных слов вызывает большие сомнения.

Моралите к §18.

Какой бы язык вы не учили, узнать вы можете только свой собственный. Грустная правда, которую следует иметь в виду носителям русского языка, состоит в том, что русские согласные лишены той гибкости, какая свойственна литовским. В частности, русские согласные «ш» /ʂ/ и «ц» /t͡ʑ/ всегда тверды, а «ч» /t͡ɕ/, наоборот, всегда мягко. В этой связи следует обращаться внимание на свое произношение, беря на себя ответственность произнесения литовских слов вроде šil̃tas ‘теплый’ или ciùckis ‘щеночек’.

Задание: найдя подходящего собеседника, поработайте с парой šiltakraũjis ‘теплокровный‘ и šaltakraũjis ‘холоднокровный’. Выполняя задание, сохраняйте холоднокровие.

§18-bis. Практические дополнения к сферической палатализации в регрессивном вакууме

Безысключительность регрессивной палатализации, по правде сказать, есть лишь детское желание нормификаторов литовского языка. На практике бывает, что согласный не смягчается, обманывая ожидания. Нп. [dram.b'lʲis] ‘слон-NOM-SG’ или ['ʃok.tʲi] ‘прыгать, плясать-INF’. То ли дело в слоговой границе (но где она проходит в слова dramblys, согласия нет), а то в заградительной роли /b/ или, может быть, /k/.

Другие говорят иначе: палатализация-то происходит со всеми, но не у всех согласных она имеет одинаковое качество (что логично, учитывая разную природу и длительность согласных). Литуанистика пока что не разобралась в этом и не слишком-то спешит, поскольку для литовского уха тут разницы не больше, чем в степени открытости русского /e/ словах «мел» и «мель» — разница есть, а толку с нее больше для француза, чем для русского.

Или же еще, если выразить те же мысли строго научным языком: все соседи литовцев — латыши, русские, белорусы, поляки перешли от позиционной ассимиляции к фонематической; в бегстве индоевропейцев от самих себя их гибкие языки закоснели словно Дафна, не убежавшая от Аполлона, или словно море, окружившее в ссылке Овидия. И только с литовского языкового Авалона дует ветер индоевропейской старины, а в таких реалиях, согласитесь, непросто подвести под нефонематическую регрессивную ассимиляцию по палатализации строго научную основу.

Задание: Встаньте на берегу и внемлите ветру.

§19. Согласная č.

Особый статус согласной č /t͡ʃ/ описан в §22.

Раздел III. Правила чтения.

§20. Литовский алфавит.

Теперь, когда читательский балласт отсеялся, мы, наконец, можем начать курс литовского языка, как это принято, с алфавита.

Задание: самостоятельно найдите литовский алфавит и овладейте им.

§21. Правила чтения литовских букв.

Не столько важно знать алфавит, как таковой, сколько выучить правила чтения буквосочетаний. Главное правило, которое следует усвоить, состоит в том, что буква i перед другим гласным не передает никакого звука, а только указывает на мягкость согласного перед ней. Нп: kiaũlė ‘свинья’ [kʲaulʲe], i обозначает только мягкость согласного k.

Задание: подойдите к прохожему и, показав на него пальцем, скажите: kiaũlė [kʲaulʲe]. Ориентируясь на реакцию реципиента, повторяйте упражнение, пока не добьетесь понимания.

§22. Особый согласный č.

Теперь, с высоты владения литовским алфавитом (abėcėlė), мы можем заметить девиантное поведение фонемы č. Хотя выше (§17) и описан безысключительный характер смягчения и несмягчения согласных, когда нужно, всё же согласная č в это правило не вписывается. Происходит это, однако, исподволь, так что, если бы не этот параграф, вы бы никогда и не узнали.

Так вот, для любой литовской согласной можно без труда подобрать пары с мягким и твердым ее произношением, как в примерах выше: kiaũlė ‘свинья’ VS kaũlė ‘спорынья, отвердение, косточка’, šauliaĩ ‘стрелок-NOM-PL’ VS Šiauliaĩ ‘название города Шауляй’ и так далее. Исключение составляет согласная č, всегда представленная только в мягком виде: čiul̃pti ‘сосать’, čiúopti ‘щупать’, čiaupýti ‘сжимать губы’ — во всех случаях /č/ будет только мягким.

То есть, таким же, как русское «ч».

§23. Об исключении из исключительного характера согласного č.

Несмотря на всё сказанное выше, существует одно слово, в котором требуется твердый č, это полезное слово ýpač ‘особенно’. Понятно, что такая специфика произношения связана как со значением слова, так и с позицией č — в абсолютном конце слова, где смягчать согласную некому.

§23a. Необходимое дополнение к исключению из исключительного характера согласного č.

Всё обстоит ровно так, как описано выше и, располагая этими сведениями, вы легко можете поразить воображение литовца (для которого разница твердого и мягкого нефонематична), но собираясь сделать это, сперва узнайте фамилию своего собеседника. Ибо при полной справедливости сообщенных данных, среди литовцев широко распространены фамилии с твердым č. Например, Sniẽčkus, Velìčka, Bùračas.

Задание 1: Узнайте кто такой Balỹs Bùračas.

Задание 2: Выберите 100 любимых работ Балиса Бурачаса.

§24. Другие способы чтения i перед гласными.

Если вы хорошо усвоили §20, вам будет интересно узнать, что выученное вами правило не особенно соблюдается в литовской орфографии. В заимствованных словах буква i будет читаться всеми нормальными людьми как буква i: klaviatūra [klav'iatu:ra]. Более того, по правилам, в словах типа patriòtas требуется вставлять йот: [patrʲi'jotas]. Надеюсь, вам всё ясно.

Кроме того, буква i читается перед буквой e, образуя дифтонг ie.

За этими двумя оговорками правило, тем не менее, работает. Теперь вы можете читать литовские слова. Поздравляю вас.

Задание: самостоятельно проработайте произношение уже известных вам фраз: dãktare, mán skaũda gerklė̃ ['da:ktarʲæ man-ska'uda gʲærʲkʲ'lʲe:] ‘доктор, у меня болит горло’, Jū̃sų sveikãtą ['ju:su: sʲvʲei'ka:ta:] ‘ваше здоровье’.

Раздел IV. Акцентуация.

§25. Теоретические сведения о литовском ударении.

Дорогой читатель, пора открыть тебе тайну. Большая часть диакритических знаков, которые ты видел выше, не является частью букв, а только указывает на характер ударения. Именно же: циркумфлекс или tvirtagãlis (дословно: твердоконечное), акут или tvirtaprãdis (твердоначальное), гравис или kairìnis (левое)— для которого нет нормального литовского названия.

Первые два названия не имеют отношения к стадиям эрекции, а описывают ударение по высоте тона как падающее (акут) или поднимающееся (циркумфлекс). Третье литовцы презрительно называют левым потому, что оно не считается ничем интересным — это же просто краткое ударение, конечно, это не может впечатлять.

Тем не менее, знак долготы над ū (u ilgóji = долгим у) , точка над ė (ė siauróji = узким э) и хвостик у ą (ą nósinė=якобы носового а) — это всё же части букв и следует их воспринимать как таковые.

§26. Интермедия: Исторические сведения о литовских носовых.

Между прочим, слово nósinė также означает носовой платок. Это последнее обстоятельство объясняет утрату в литовском языке носовых гласных — при насморке они не произносимы, поскольку воздух через нос не проходит. На эту же причину указывает и переход в литовском индоевропейского d в n. Ср. латинское domus, русское дом и литовское соответствие nãmas. Чтобы добиться такого перехода, достаточно произнести латинскую форму, предварительно зажав нос.

§27a. Практические сведения о литовском ударении.

Подлинные сведения о литовском ударении мы пока что отнесем к области недостижимо прекрасного и укажем два практических аспекта, необходимых при освоении литовского языка. А именно: (1) подвижный характер литовского ударения и (2) правила чтения дифтонгов в зависимости от ударения. Начнем со второго:

Если на дифтонге ai стоит циркумфлекс, то дифтонг читается как /ei/: laĩkas [le'ikas] ‘время’, если стоит акут, то дифтонг читается как /ai/: láimė ['laimʲe] ‘удача, счастье’. Собственно, на характер чтения намекает то, что циркумфлекс ставится на второй части — на i, а акут — на первой, на a. Ровно то же относится к положению ударения в дифтонгах ei, au: méilė ['mʲæjlʲe] ‘любовь’ и peĩlis [ˈpʲɛilʲis] ‘нож’, káulas [ˈkaʊ̯las] ‘кость’ и Kaũnas [ˈkɐʊ:nas] ‘Каунас’.

Снаружи эта разница в положении ударения звучит как два разных звука: /ai/ и /ei/, /au/ и /ɐu/. А изнутри это воспринимается исключительно как разница в ударении. Такое удачное стечение обстоятельств приводит к тому, что иностранцы обычно вообще не различают акутные и циркумфлексные дифтонги.

Необходимое дополнение к §27a: Об аналитическом способе усвоения акцентуации.

Если внимательный читатель перейдет к полевому исследованию материала, то в Клайпеде он услышит, что местное русское население предпочитает ударение Клайпе́да против привычного в материковой России Кла́йпеда. Литовское ударение между тем также находится на корне: Klaĩpėda.

Причина такой акцентуации — именно попытка аналитически передать специфику литовского /aĩ/. Поскольку ударение находится на второй части дифтонга, то первая часть оказывается слаборедуцированной. Русское ухо воспринимает ее как /əi/, потому что когда русский слышит "редуцированный", то приставка "слабо" его уже не интересует. Силами русского языка сделать дифтонг одновременно и ударным, и редуцированным никак не получится. Поэтому выбор делается в пользу редукции — тогда дифтонг звучит ближе к литовскому произношению. Ну, а ударение выкидывается — в этом тоже есть некоторая польза, о чем здесь рассказано не будет.

Задание: попробуйте узнать, где стоит ударение в слове Паланга в литовском, русском и литовском русском языках.

§27b. Акцентные парадигмы.

Теперь поговорим о подвижном ударении. Как и в восточнославянских языках, ударение в литовском может двигаться (например, при склонении слова по падежам). А может и не двигаться. Если оно двигается, то оно может стремиться к окончанию или, наоборот, от окончания. В сумме это дает нам 4 модели поведения ударений.

Ученые давно подметили это поведение и даже придумали термины для неподвижного ударения на основе (баритонеза) и неподвижного на исходе (окситонеза), а для всего остального я термина не знаю. Так или иначе, в словаре в круглых скобках дается номер парадигмы от 1 до 4, а в начале словаря даются сами парадигмы в качестве образца, по которому нужно смотреть движение ударения. Если автор педант — то парадигмы даются с подтипами.

Задание 1: погрустите о том, что украинцы, русские и беларусы не имеют привычки указывать в словарях акцентную парадигму.

Задание 2: используя словосочетание lietuvių kirčiavimas ‘литовская акцентуация’ найдите в интернете программы, которые расставляют ударение в предложенном литовском тексте. Проакцентуируйте с помощью такого словаря словосочетание lietuvių kirčiavimas. Выучите его наизусть.

§28. Список дифтонгов.

Аi, au, ei, ui, ie, uo, al, am, an, ar, el, em, en, er, il, im, in, ir, ul, um, un, ur.

Задание: посмотрите на него еще раз.

Раздел II: Синтаксис слова.

§29. Общие сведения о падежах.

Среди множества литовских падежей мы выделим два — главный и лучший. Роль лучшего принадлежит винительному падежу.

§30. Винительный падеж (galiniñkas).

Как известно, еще древние греки (кажется, это был Дионисий Фракийский) подозревали, что все падежи первоначально обозначали только пространственные отношения. Если вы посмотрите в коми-зырянский или даже в эстонский, то вы увидите, что на местах дела до сих пор так и обстоят: от чего-то, к чему-то, при чем-то и т.д. В этом смысле аккузатив — падеж прямого объекта — блещет интеллектуальностью и абстракцией. Он значит только умозрительные отношения субъекта к объекту. Аккузатив, возможно, есть единственное достижение индоевропейских языков, не считая кровяной колбасы и почтовых марок. К сожалению, большинство современных индоевропейских языков и, в частности, все восточнославянские аккузатив утратили. Специального падежа прямого дополнения у них почти нет и им, беднягам, приходится обходиться подстановкой именительного или родительного, по настроению: покупаю сыр, бью мужа.

В литовском винительный падеж существует и его хорошо видно по окончанию на букву с хвостиком (nósinė): nusìperku sū̃rį ‘покупать-PRAES-1-SG сыр-ACC-SG’, mùšiu výrą ‘бить-PRAES-1SG муж-ACC-SG’.

По правилам, окончания аккузатива ед. ч. требуется произносить долгими, даже если на них не падает ударение. Хорошую долготу этих окончаний можно услышать в телевизоре, либо в реальности в Сувалкии, начиная от Марьямполи, либо в южной Жемайтии, в Варенском и Расенском районах.

Если литовец хочет сделать иностранцу комплимент, он говорит, что тот хорошо произносит носовые в окончаниях. Если иностранец не посмеется вместе с комплиментщиком, его запишут в дураки.

Задание 1: перечтите §30, убеждаясь всё больше и больше, что в русском нет никакого винительного падежа. Позавидуйте литовцам.

Задание 2: самостоятельно познакомьтесь с формами винительного множественного в литовском языке.

§31. Родительный падеж мн.ч. (kilminiñkas daugìskaitos).

Главным падежом литовского языка является родительный. Воспримите это как данность.

Родительный падеж говорит: чего нет, кому принадлежит, какое качество имеет и, главное, позволяет создавать грамматическую рекурсию любой длины. Кроме того, генитив позволяет сгущать туман над вопросом количества, что опять же немаловажно, потому что таким образом генитив оказывается падежом прямого объекта.

§32. Падеж отсутствия и всё остальное.

При помощи родительного падежа по-литовски можно выразить вообще всё, но это не главное. Потому изложение этого материала будет отложено на раздел в действительности посвященный синтаксису слова (см. §35 об истинных целях этого раздела).

§33. Генитивные цепочки.

Главное же в том, что родительный падеж дает возможность выращивать прекрасные цепочки, состоящие из одних только генитивов. Например:

  • evekuãcijos plãnas ‘эвакуация-GEN-SG план-NOM-SG’,
  • gaĩsro evekuãcijos plãnas ‘пожар-GEN-SG эвакуация-GEN-SG план-NOM-SG’,
  • institùto gaĩsro evekuãcijos plãnas ‘институт-GEN-SG пожар-GEN-SG эвакуация-GEN-SG план-NOM-SG’,
  • pedagògikos institùto gaĩsro evekuãcijos plãnas ‘педагогика-GEN-SG институт-GEN-SG пожар-GEN-SG эвакуация- GEN-SG план-NOM-SG’,
  • Klaĩpėdos pedagògikos institùto gaĩsro evekuãcijos plãnas ‘Клайпеда-GEN-SG педагогика-GEN-SG институт-GEN-SG пожар-GEN-SG эвакуация-GEN-SG план-NOM-SG’,
  • fakultèto Klaĩpėdos pedagògikos institùto gaĩsro evekuãcijos plãnas ‘факультет-GEN-SG Клайпеда-GEN-SG педагогика-GEN-SG институт-GEN-SG пожар-GEN-SG эвакуация-GEN-SG план-NOM-SG’,
  • filològijos fakultèto Klaĩpėdos pedagògikos institùto gaĩsro evekuãcijos plãnas ‘филология-GEN-SG факультет-GEN-SG Клайпеда-GEN-SG педагогика-GEN-SG институт-GEN-SG пожар-GEN-SG эвакуация-GEN-SG план-NOM-SG’.

Заметим, что эта цепочка — не плод фантазии, а подпись на реальном плане эвакуации филологического факультета Клайпедского педагогического института, наблюдавшаяся на стене в холле. В живой устной речи такие цепочки также весьма популярны.

Задание 1: удлините цепочку в обе стороны используя формы kãtedros ‘кафедра-GEN-SG’, edukològijos ‘эдукология-GEN-SG', braĩžo ‘чертеж-GEN-SG', sunaikìnimas ‘уничтожение-NOM-SG'. При помощи словаря найдите новые слова и продолжайте наращивать цепочку, пока вас не найдут обессиленным на полу.

Задание 2: выберите на свой вкус четыре староскандинавских кеннинга и переведите их на литовский.

§34. Родительный множественного.

В примере выше все формы случайно оказались в единственном числе. Однако куда главнее генитив множественного. Он заменяет славянское притяжательное прилагательное и потому весьма част в употреблении: lietùvių kalbà ‘литовец-GEN-PL язык-NOM-SG’; vaikų̃ daržẽlis ‘ребенок-GEN-PL сад-DIMIN-NOM-SG’ и вообще всё, что угодно: neturiù draugų̃ ‘не-иметь-PRAES-1-SG друг-GEN-PL’; turiù draugų̃ ‘иметь-PRAES-1SG друг-GEN-PL’; nóriu obuolių̃ ‘хотеть-PRAES-1-SG яблоко-GEN-PL’.

Как и остальные носовые, ų требуется произносить долгим даже не под ударением. Однако см. §30.

Задание 1: выберите на свой вкус еще четыре староскандинавских кеннинга и переведите их на литовский.

Задание 2: сядьте в известный вам троллейбус №2 и едьте до остановки Trakų gatvė. Послушайте как диктор произносит слово Trãkų. Затем выйдите через 2 остановки и спрашивайте прохожих: Kur̃ čià Trãkų gãtvė? Послушайте, как они будут произносить это же слово.

§35. Окончание обзора орфографии.

Дорогой читатель! Теперь ты в почти полной мере освоил литовский алфавит. Тебе известно, как читаются носовые, двугласные дифтонги и согласные. Осталось рассмотреть разницу долгого и короткого /i/ (y, i), но это будет сделано в разделе "Типы склонения".

Задание: Выучите слово atè ‘пока’ и повторяйте его, потому что мы здесь пока что попрощаемся, а про прощании говорят ate.

Tuesday, August 24, 2021

eile

  1. E. Umbrasaitė. Vienos krūtinies istorija.
  2. Marcinaitis. Eilėraraščiai ir rankraščiai. Akių tamsoj, širdies šviesoj. (второе весьма слабо)
  3. Venclova. Prarasto orumo beieškant. (Старая эссеистика.)
  4. Kerouacas. Kelyje.
  5. Kauno žvėries knyga (Книга о Каунасском Звере. Имеет эпиграф: Только тогда город становится настоящим городом, когда в нем заводится свой Зверь. Извлечения:)

    Ковенский зверь живет в Подземном Ковно, куда ковенцы попадают после смерти. Кто же вообще живет в Подземном Ковно? В первую очередь — сам Ковенский Зверь, и большинству этого вполне достаточно. Но не он один. А много кто. Например, в Подземном Ковно есть свое войско. Выглядит оно довольно странно: одни вооружены пиками и луками, другие огнестрельным оружием. Есть иноземные рыцари, которые в полных доспехах с лязгом и грохотом скачут на конях, так что люди жалуются, дескать, это Ковенский Зверь громыхает. А он тут не при чем... Вообще в Подземном Ковно есть всё, чего больше нет в Ковно Дневном: стеклянный пассаж перед почтамтом, красивый университет на Алексотских холмах, и конка, которую тянут лошади. Здесь стоят те дома, которые Дневной Каунас утратил: деревянные, каменные и кирпичные, а также целенький Ковенский замок с крепостью. В Подземном Ковно живут русские ремесленники и учителя, татарские стражники, еврейские лавочники, польские джазмены, литовские кораблестроители, один очень шумный финский писатель, писавший исключительно по-шведски — все, кого больше не встретишь в Дневном Ковно... Когда человек попадает в Подземное Ковно, его вводят в Королевскую залу и в торжественной обстановке, под звуки военного оркестра вручают Магический Фонарь.... Когда человек берет свой фонарь, к нему сходятся все его домашние животные, какие у него были за всю жизнь. Все они также живут в Подземном Ковно: собаки, коты, морские свинки, хомяки, шиншиллы, попугайчики и канарейки, но им своих фонарей не полагается. Они ведут хозяина в его новый дом и как только он заходит в него, то уже больше никогда не может вернуться в Дневное Ковно. Путешествовать между Дневным и Подземным Ковно может только Ковенский зверь. И еще Принцесса, но тут есть свои тонкости, о которых — в другой истории.

    [...]

    Летние ночи в Ковне прелестны. По городу шмыгают влюбленные тени, на теплых камнях мостовых дремлют кошки, русалки в Ажолине расстилают пледы, затевая пикники, [это, кстати, цитата из "Гражины" Мицкевича] а люди зажигают свет и рассаживаются на балконах или за столиками кафе. После полуночи всё замирает и только слышно, как на чердаках старых домов куницы тихо пируют похищенными у голубей яйцами.

    Примерно об это время один славный ресторан Старого города покидают последние посетители, однако повар Василяускас не спешит выключать плиту. Он берет самую большую сковороду, льет на нее оливковое масло из лучших тосканских оливок, добавляет чеснока, имбиря, секретной травки, собранной им собственноручно в тот же день на Нерисе, всё это обжаривает и вываливает из большой миски на сковороду тигровые креветки. Как только запах жарящихся креветок достигает примерно перекрестка улиц Виленской и Мапу, в самое маленькое окошко ресторана кто-то стучит.

    Повар не раздумывает, кто пришел в гости — он знает и так. Василяускас снимает сковороду с конфорки и, приоткрыв окошко, ставит на подоконник. В окошке показывается лапа Ковенского Зверя, осторожно поддевает когтем креветку, исчезает и через мгновение раздается чавканье.

    — Чавкать некрасиво, — говорит повар.

    Тогда в окошке показывается глаз.

    — Извиняюсь, — говорит Зверь. И подмигивает Василяускасу.

    Василяускас поворачивает сковороду другим боком, чтобы Зверю было удобнее есть и, усевшись в глубине кухни, с любопытством наблюдает как лапа его друга одну за одной похищает креветки и уносит в рот, куда-то за окошко. Повар не подходит к окошку особенно близко. И сам Зверь тоже склонен общаться с другом через это — самое маленькое из всех в ресторане окошек, через которое и голова не пролезет. Разумеется, Ковенский Зверь не людоед, в отличие от некоторых его старомодных родичей в Белору... в Европе. Однако же Василяускас — весь облитый ароматными соусами, такой упитанный, а пальцы его как сосисочки. К тому же пахнет чесноком и шафраном. Так что осторожность не помешает. Бывает же, что сам того не желая, случайно съешь друга, а потом жалеешь. Ни Зверь, ни Василяускас не хотели такого развития событий.

    Когда Зверь насыщается, повар наливает ему и себе по стаканчику кваса, они выпивают, Зверь кладет нос на подоконник и начинается беседа.

    — А ты счастлив, спрашивает Василяускас.

    — Йооо, — с удовольствием протягивает Зверь (между прочим, см. словарь в конце книги о разных значениях ковенского "Йо"). — А ты?

    — Мне часто бывает грустно.

    — Счастливым людям тоже должно быть иногда грустно.

    — Правда? — удивляется повар.

    — Ага, — кивает Зверь, — Вы, люди, постоянно ищете счастья не там где следует. Вам кажется, что счастлив тот, кто всё время веселится. Это ерунда. Кто всё время веселится — тот просто чокнутый.

    — Тогда счастлив тот, у кого много денег? — спрашивает Василяускас.

    — Не думаю. Тут на Зеленой Горе живет один коллекционер, такой богатый, что сам не знает, сколько у него всего. А страдает хуже последнего бедняка, потому что трясется от страха, что его обворуют. Я даже специально по этому поводу ходил к главарю воров и тот мне обещал, что ни в коем разе не собирается обворовывать коллекционера, но тот всё равно места не находит.

    — Счастлив тот, кто красив, — сообщает повар, печально оглядывая свое отражение в кастрюле. — Кто красив и худощав.

    Зверь иронически косится на друга и спрашивает:

    — А я тебе как, красивый?

    — Ну, не то чтобы слишком...

    — И вот. А всё равно я твой друг.

    — Ну и как же тогда делается счастье? — спрашивает повар.

    — Вот ты верно сказал. Счастье именно де-ла-ет-ся. Как архитектор проектирует дом, а дизайнер одежды чертит одежду, так и мы создаем счастье — строим как дом или шьем как пальто. Сами себе архитекторы и строители, дизайнеры и портные. Главное, чтобы нам шло, чтобы хорошо сидело и чтобы нас самих радовало. Счастье у каждого свое и у каждого иное, вот так вот. Но люди об этом забывают. Счастье — оно как это окошечко, через которое ты меня угощаешь креветками: маленькое, но нам обоим его хватает, а иного и не нужно, иначе было бы... опасно. Кстати, твои креветки самые вкусные на свете, Василяускас. Спасибо большое.

    На лице повара появляется улыбка. Он встает и хочет броситься к окну, чтобы обнять звериный нос, но Зверь выпускает из ноздрей такой мощный поток воздуха, так что Василяускаса швыряет обратно на стул.

    — До следующей ночи, Василяускас.

    — Пока, дружище. Кстати, Зверь?

    — Чего?

    — А может счастье в том, чтобы не было несчастья?

    — Счастье и несчастье не знакомы. Они из разных сказок, гляди, не перепутай.

    И Зверь исчезает в теплой ковенской ночи. В окошке вместо носа и глаза теперь сияет месяц, его свет блуждает по кухне, повар сидит на стульчике и ему хорошо, хотя он и сам толком не знает — отчего.

  6. etc.