dün

1. Джек Лондон. Мексиканец. Перевод Н. Ман.
2. Я.Н.Наумов, А.Я.Яковлев. Двуликий Янус.

   Повесть 'Двуликий Янус' рассказывает о самоотверженной работе советских чекистов, умело раскрывающих сложное и запутанное дело и разоблачающих крупного фашистского резидента.

   Мп какая-то общая мерзкая черта соцреалистов. Берешь с полки, думаешь там про древних римлян или что-то подобное. Ан нет.

dün

1. Г.И.Гуревич. Пленники астероида. Лунные будни. Инфра дракона.
2. Гайто Газданов. Ночные дороги.
3. Аннотации к серии книг "Библиотека приключений и научной фантастики".

Образ хохла в сталинской фантастике

Колоритный украинец, мешающий в речи русские и украинские слова — сколь обязательный, столь и второстепенный персонаж поздней сталинской научной фантастики:

Гигант заволновался. Как всегда в такие минуты, Скворешня немедленно обращался к дикой смеси украинских и русских слов, которую он называл "ридной мовой". Многие обстоятельства приняли участие в формировании этой "мовы" и убеждении Скворешни в том, что это его родной язык: и Воронежский район, в одном из полуукраинских, полуобрусевших сел которого он родился, и воспитание в русской школе-десятилетке, и большая любовь к русской литературе, особенно к русским поэтам, которая жила в нем одновременно со страстной любовью к Шевченко, Коцюбинскому, и, наконец, служба во флоте — сначала в надводном, а потом, и до сих пор, в подводном.

—Ни, ничего не чую,-- сказал он, громко сопя, и с нескрываемым раздражением добавил: -- Де ж вы хлопчика загубылы, товарищ Лорд?

Г.Адамов. Тайна двух океанов. 1939.

В производственно-фантастическом романе Немцова целых три персонажа, и все, по разным причинам, мешают русские и украинские слова: отрицательная Римма, положительный Петро и комический, но положительный Горобец.

За ней смущенно двигался молодой летчик Петро Охрименко. Он не привык к своему штатскому костюму, сидевшему на нем мешковато. Широкие брюки, богатырские плечи, полосатенькая рубашка с черным галстуком казались рядом с Риммой чересчур старомодными. Да и сам-то Петро, с добродушным широким носом, белесыми кустиками вместо бровей и девичьим румянцем на щеках, никак не походил на ресторанных завсегдатаев или тем более "полотеров", как иногда называют рассерженные официанты неких молодчиков, пришедших в ресторан не ужинать, а только танцевать. Петро любил хорошо поесть, а танцы ненавидел. Римма же любила и то и другое.

—Яка приятна встреча! — воскликнула Римма, и Петро поморщился: он не любил, когда коверкали его родной язык.

---

Но слова, как нарочно, ускользали из памяти. Найдет Микола подходящее слово, а оно, "як та птица, порх — и нема ее", исчезло. Лови за хвост... "Ну и хмельная эта... как ее?.. "кахетинская горилка", — благодушно сокрушался Горобец и, путая украинские и русские слова, уже в который раз начинал...

Немцов. Последний полустанок. 1958.

Еще довольно идиотический пример:

—Щоб я вмер... — прошептал Манаенко. (Он всегда говорил по-русски, но в эту минуту крайнего напряжения невольно перешел на родной язык).

Г.Мартынов. Каллисто. 1957.

Мне не удержать в памяти большого количества однообразных текстов, но примеров можно прибавить. Не важно, зачем авторы насаждали этого однообразного хохла. Например, это самый дешевый колорит. Дешевле и безопаснее кавказского, среднеазиатского или сибирского — высмеивание украинцев почему-то всегда считается добродушным (попробуйте подставить речевые клише изображающие еврея в любую из трех цитат).

Просто запомните, если решите вдруг в рамках порождающих моделей построить «советский научно-фантастический роман 1930--1950 гг.», — помните, вам обязательно нужен второстепенный хохол с суржиком. Если строите модель с ассоциативными связями, то помните про это «в минуты волнения всегда».

На этом неглубокая мысль пока что исчерпана.

dün

1. Немцов. Последний полустанок. Интересна переходностью от сталинской к пост-сталинской фантастике и безумными прогонами про личную жизнь граждан.
2. Березкин. Мифы глубокой древности.
3. Конрад Лоренц. Агрессия.
4. Е. Н. Курочкин. Прародители царства пернатых.
5. И.Мещерский. Как киты пришли в океаны

Два сентиментальные капитана

"Два капитана" Вениамина Каверина (1944) кажутся простой книгой. Чтобы понять, что это не так, достаточно обратить внимание на формальные приемы построения. Именно же на то, что повествование ведется не "объективным автором", а двумя героями попеременно: Александром Григорьевым и Екатериной Татариновой. История мальчика, который в детстве прочел потерянные письма, а потому познакомился с их адресатом, рассказывает сам мальчик. И как он разоблачил подлого Николай Палча, погубившего своего брата, тоже рассказывает он. В тексте подчеркивается субъективность изложения, нп.так:

Лихо вытер пот и поставил мне "неуд".

—Иван Витальевич, я буду требовать, чтобы меня спросили в Академии наук, — сказал я садясь. — Мы с вами расходимся во взглядах на литературу.

Он что-то заквакал, но в это время раздался звонок.

Ребята считали, что в данном случае я был совершенно прав...

Или

Это было похоже на палимпсест, когда Катя рассказала мне, что, по словам Ромашова, произошло в осиновой роще, а затем я, как резинкой, стер эту ложь и под ней проступила правда. Я понял и объяснил ей тот сложный, подлый ход в его подлой игре, который он сделал дважды — сперва для того, чтобы показать Кате, что он спас меня, а потом — чтобы доказать мне, что он спас Катю.

История девушки, вокруг которой вьется неприятный поклонник Ромашов, и спасает ей жизнь, и берет ее за руки — эта история расказана Катей Татариновой.

Роман приближен к сталинской героике, подвигам и потому читается как обычная приключенческая книга, даже замаскирован под нее. Между тем, он построен как сентиментальный роман и Саша Григорьев есть что-то вроде Тома Джонса, Фильдинговского найденыша. Недаром первая четверть книги — это сплошь скитания маленького сироты, не развивающие впрямую сюжета.

Сентиментальный здесь надо понимать как термин. Сложно построеный из рассказов, пересказов, писем персонажей текст — обычная вещь для Фильдинга, Стерна, Смоллета — того литературного течения, которое называется «сентиментализм» и которое было так любимо учителями Каверина — Шкловским и Тыняновым.

Увидев эту формальную конктрукцию, можно заметить и другие: капитан Татаринов совершает полярные подвиги и гибнет от предательства Николай Антонча, влюбленного в его жену. И расказчик Григорьев совершает полярные подвиги как капитан Татаринов и чуть не гибнет от рук однокласника Ромашова, соперничающего с ним за девицу Катю. И так далее, и тому подобное. Я примерно представляю себе круг задач, которые остроумно решались сентиментальным методом на героическом сталинском материале.

Создание на месте эпоса симметричных конструкций (два расказчика, дважды происходящая история) эпос, конечно, рушит, — особенно, когда читатель понимает, что под видом безличного эпического повествования ему подают лирические, авторские голоса героев, далеких от объективности. Легко представить себе остальные створки этого диптиха: рассказ от лица Ромашова, гонимого в детстве одноклассниками, от лица сестры Саши Григорьева и проч.

Короче, этот роман логичнее и проще считать нормальной эволюцией писателя Каверина, чем халтурой, изменой формальному методу и перековкой. К тому же, приятнее понимать "Двух капитанов" как лучшую, а не как худшую книгу В.К.

19 янв. 2011 год. 54 р.

Ты не коршун и не волк,
по частям отдай свой долг.

dün

1. Гайдар. Чук и Гек. (Soviet Xmas carol).
2. Гайдар. Тимур и его команда. Маленькие рассказы (Совесть и др.)
3. Денис Драгунский (http://clear-text.livejournal.com/), колонки.
4. Немцов. Когда приближается даль (тут хоть диверсант есть).
5. Бродский. Письма римскому другу.

Гомосексуализм в советской фантастике

Иногда кажется, что гомосексуальность — побочный продукт сюжетостроения: в приключениях проще обойтись мужским обществом, женщина — обуза; при том нужны и эмоциональные сцены (какие же коммунисты без приподнятости духа). И так складывается частый в советской фантастике 1920-х — 1950-х годов мотив мужской нежности:

Идея Никодима была такова: воспользоваться воздухоносной трубой, как псиxo-телефоном для подачи о себе весточки.

—Ах, ты, мой умница! — похвалил я его, шутливо привлекая к себе.

—Ну... ну... целоваться будем потом, — так же шутливо отвечал мой товарищ, бережно отстраняясь.

В общем наша бодрость была найдена. Я даже забыл о своей ломоте.

В.А.Гончаров. Психо-машина. 1924.

В романе Мартынова "Калисто" вообще нет женских персонажей (внучка в деепричастном обороте, однажды упомянутая медсестра и билетерша зоопарка не в счет):

Широков и Синяев никогда не были дружны и даже мало знали друг друга. Они только месяц назад впервые познакомились, но, встретившись теперь у двери кабинета Штерна, дружески обнялись. На долгие годы они станут больше, чем друзьями.

—До конца! — сказал Синяев.

—До конца! — ответил Широков,

Г.Мартынов. Каллисто. 1957.

Другой любопытный пример можно найти в творчестве Г.Адамова: в романе «Победители недр» трое главных героев (Мареев, Брусков, Малевская) и ближе к развязке кратко дана любовная линия Мареева и Малевской:

– Я понимаю, Нина… – медленно сказал Мареев. – Через несколько часов мы расстанемся… Ты унесёшь с собой… мою любовь… Я могу это сказать тебе теперь… Да, я люблю тебя…

Малевская вздрогнула. Мареев порывисто обнял её и прижал к себе.

– Я люблю тебя, Нина… – шептал он, склонившись над ней. – Я жил до сих пор полной, насыщенной жизнью. Мне казалось, что я беру от неё всё, что она может дать. Но ты открыла мне новую, такую яркую, такую ослепительную страницу её. Почему же ты молчишь?..

Малевская как-то по-детски рассмеялась. Её тихий смех, казалось, приподнял непроницаемые толщи над ними, наполнив весь мир радостью.

Они долго взволнованно говорили, в неутолимом желании всё сказать, о радости зарождавшейся любви, о новых планах, о будущем счастье…

Чёрная, непроницаемая тьма лежала вокруг снаряда.

– Никита, – нерешительно прошептала Малевская, – надо идти.

Г.Адамов. Победители недр. 1937

Этой сценой любовная линия в романе исчерпывается, более автор не возвращается к ней. Зато в раннем наброске — рассказе на тот же сюжет, мы видим только двух мужчин (те же Брусков и Мареев), чьи отношения описаны гораздо подробнее:

Их дружба росла, несмотря на полную противоположность характеров, склонностей и привычек. Может быть, именно мягкость, некоторая легкомысленность и слабохарактерность вместе с тонким умом и разносторонней образованностью Михаила Брускова влекли к нему Мареева.

<...>

—Нет, нет! — заторопился Брусков с красными пятнами на лице. —Разумеется, я не отпущу тебя одного или с кем-нибудь другим... Мы будем вместе... <...>

Но страх уже охватил Брускова и сделал его невменяемым. Он стал кричать, с искаженным до неузнаваемости бледным лицом:

—Я не знаю!.. Я не верю!.. Штанга, наверное, сломается... Останови снаряд! Скорее!

Мареев вспыхнул:

—Замолчи, Михаил! Уходи сейчас же отсюда! Я приказываю тебе!

Брусков сразу смяк, пошел, сгорбившись, к своей койке и упал на нее, зарывшись лицом в подушку. <...>

Потом с сияющими глазами он повернулся к стоявшему рядом Брускову и протянул ему руки. Тот бросился ему на шею и, задыхаясь, говорил:

—Никита... Никита... Я много тебя огорчал... Но теперь все прошло... Я так счастлив... Это ты... все ты...

Завоевание недр. 1935

Другие соображения можно пока что сформулировать только в виде вопросов. Нп. тема «новых отношений» достаточно давно разрабатывалась в русской утопической (идеалистической?) и революционной беллетристике, однако гомосексуальная линия не появлялась. Ср. реплику кн. Кропоткина при знакомстве с Корнеем Чуковским:

—Скажите: вы сами педераст? Да что вы краснеете! У нас в корпусе мы все были педерастами.

Чуковский К. Дневник 1901—1969: В 2 т. М., 2003. Т. 2. С. 512.

Почему — не вполне ясно (причем специальная литература [А.Бурлешин. Вскрытая повседневность (рец.)] указывает на всегдашнее негативное отношние русских марксистов и затем большевиков к гомосексуализму).

Советская фантастика как правило изображает как фон для технических инноваций и социальные, так что... На этом месте рассуждение временно прерывается.

UPD:
«Лахузен [How Life Writes the Book: Real Socialism and Socialist Realism in Stalin's Russia, 1997]...обнаружил [в романе "Далеко от Москвы"] не очевидный при поверхностном прочтении гомоэротизм — строители бесконечно обнимаются и любуются крепкими телами друг друга: «Он обеими руками пожал руку главному инженеру, поглядел ему в лицо и крепко обнял. За ним подошел Батманов и тоже обнял Беридзе, шепнув: „Давно бы так, дорогой“. Вслед за остальными приблизился Алексей. Беридзе взглянул на него и улыбнулся: как всегда, на лице Ковшова можно было прочесть все, что наполняло его душу. Алексей и радовался за товарища, и был смущен. Беридзе притянул его к себе. Они расцеловались».

Из этого наблюдения ясно, что тенденции мейнстрима можно рассматривать в таких младших жанрах как фантастика. Особенно поучительно, что "Далеко из Москвы" — роман 1948 года, — написан куда позже приводимых примеров.

Теперь можно еще прибавить, что стимулом к гомоэротике служило целомудрие некоторой части соцреалистических авторов (более регулярное, чем натурализм "Тихого Дона" и "Хожения по мукам"), т.е. вытеснение женской темы как излишне непристойной. Как там в "Маятнике Фуко"?

—Представьте себе: по ночам ледяной ветер, вы в палатке вместе с другом, с которым едите из одной плошки, страшно, голодно, холодно, хочется к маме. Что дальше?

—Фиванский легион, мужественное объятие, — предположил Бельбо.

dün

1. Гончаров В.А. Психо-машина. В основу художественного построения положено несколько наиболее распространенных типов паранояльного фазомоторного растройства, одетых авторской фантазией в наряд классовой борьбы.

   Задумав уничтожить всех коммунистов, профессор Вепрев, мечтает заполучить мозг хотя бы одного из них для своей зловещей цели, но, как может догадаться читатель, планам чудовищного ученого не суждено сбыться.

2. Беляев. Борьба в эфире.
3. Немцов. Еще какая-то муть про машины, ищущие металлы по запаху.

конспект

1. Окунев. Катастрофа.
2. Казанцев. Арктический мост.
3. Г.А.Исаченко. Путешествие длиной в 300 километров и 3 миллиарда лет

   Глинт = Балтийско-ладожский денудационный отступ: Балтийский кристалический щит, Восточно-европейская плита; гранит, гнейс, мигматит, диорит, рапакиви, глубоко метаморфизированные породы; морена, моренные плато, камы, живописные озы, сельга, валунные и безвалунные пески, суспеси, мергели, Карбоновый уступ.

вчора

1. Лазарь Лагин. Патент Д.Е.
2. Зеликович. Следующий мир (фрагмент): - М-да.. - сдержанно промычал я, обогащенный опытом.
3. Шпанков.Дело Ансена, Поджигатели, Повесть о будущей войне.
4. Север Гансковский (будь он неладен).
5. АБС. Комментарии к пройденому.
6. Л.Геллер. Эрос и советская фантастика.
7. Гребнев. Арктания. Наверное печаталось в журнальчике с продолжениями. Иначе я объяснить такое соплежуйство не могу.
8. Курд (sic!) Ласвиц. На двух планетах. М., 1926. Мп: СОКРАЩЕННЫЙ И ОБРАБОТАННЫЙ ПЕРЕВОД С НЕМЕЦКОГО СОФИИ ПАРНОК И БОРИСА ГОРНУНГА.
9. Колпаков. Гриада.
10. Окунев. Грядущий мир.

вчора

1. Герман Плесецкий. Теперь "Труба". (Торжественно всплывали к небесам над городом огромные портреты. Всемирный гимн, с тридцатых лет не петый, восторгом скорби души сотрясал. etc)
2. Ломоносов. Письмо о пользе стекла.
3. Хлебников. Наша основа. (Если у вас есть водород и кислород, вы можете заполнить водой сухое дно моря и пустые русла рек.)
4. Физикишу.

вчора

1. Золотое дно. Немцов
2. АБС. Волны гасят ветер.
3. С.Витицкий. Бессильные мира сего. (буэ)
4. A.M.Песков. Боратынский.
5. Б.Н.Стругацкий. off-line интервью.

вчора

1. С.Жадан. Стихи. (СТАНСИ ДЛЯ НІМЕЦЬКО-ФАШИСТСЬКИХ ЗАГАРБНИКІВ)
2. Богданов. Красная звезда.
3. Беляев. Лаборатория дубль-ве.
4. Юрий Долгушин. ГЧ (генератор чудес)
5. Дидро. Нескромные сокровища.
6. Набоков. Второе продолжение к "Дару".