Гомосексуализм в советской фантастике

Иногда кажется, что гомосексуальность — побочный продукт сюжетостроения: в приключениях проще обойтись мужским обществом, женщина — обуза; при том нужны и эмоциональные сцены (какие же коммунисты без приподнятости духа). И так складывается частый в советской фантастике 1920-х — 1950-х годов мотив мужской нежности:

Идея Никодима была такова: воспользоваться воздухоносной трубой, как псиxo-телефоном для подачи о себе весточки.

—Ах, ты, мой умница! — похвалил я его, шутливо привлекая к себе.

—Ну... ну... целоваться будем потом, — так же шутливо отвечал мой товарищ, бережно отстраняясь.

В общем наша бодрость была найдена. Я даже забыл о своей ломоте.

В.А.Гончаров. Психо-машина. 1924.

В романе Мартынова "Калисто" вообще нет женских персонажей (внучка в деепричастном обороте, однажды упомянутая медсестра и билетерша зоопарка не в счет):

Широков и Синяев никогда не были дружны и даже мало знали друг друга. Они только месяц назад впервые познакомились, но, встретившись теперь у двери кабинета Штерна, дружески обнялись. На долгие годы они станут больше, чем друзьями.

—До конца! — сказал Синяев.

—До конца! — ответил Широков,

Г.Мартынов. Каллисто. 1957.

Другой любопытный пример можно найти в творчестве Г.Адамова: в романе «Победители недр» трое главных героев (Мареев, Брусков, Малевская) и ближе к развязке кратко дана любовная линия Мареева и Малевской:

– Я понимаю, Нина… – медленно сказал Мареев. – Через несколько часов мы расстанемся… Ты унесёшь с собой… мою любовь… Я могу это сказать тебе теперь… Да, я люблю тебя…

Малевская вздрогнула. Мареев порывисто обнял её и прижал к себе.

– Я люблю тебя, Нина… – шептал он, склонившись над ней. – Я жил до сих пор полной, насыщенной жизнью. Мне казалось, что я беру от неё всё, что она может дать. Но ты открыла мне новую, такую яркую, такую ослепительную страницу её. Почему же ты молчишь?..

Малевская как-то по-детски рассмеялась. Её тихий смех, казалось, приподнял непроницаемые толщи над ними, наполнив весь мир радостью.

Они долго взволнованно говорили, в неутолимом желании всё сказать, о радости зарождавшейся любви, о новых планах, о будущем счастье…

Чёрная, непроницаемая тьма лежала вокруг снаряда.

– Никита, – нерешительно прошептала Малевская, – надо идти.

Г.Адамов. Победители недр. 1937

Этой сценой любовная линия в романе исчерпывается, более автор не возвращается к ней. Зато в раннем наброске — рассказе на тот же сюжет, мы видим только двух мужчин (те же Брусков и Мареев), чьи отношения описаны гораздо подробнее:

Их дружба росла, несмотря на полную противоположность характеров, склонностей и привычек. Может быть, именно мягкость, некоторая легкомысленность и слабохарактерность вместе с тонким умом и разносторонней образованностью Михаила Брускова влекли к нему Мареева.

<...>

—Нет, нет! — заторопился Брусков с красными пятнами на лице. —Разумеется, я не отпущу тебя одного или с кем-нибудь другим... Мы будем вместе... <...>

Но страх уже охватил Брускова и сделал его невменяемым. Он стал кричать, с искаженным до неузнаваемости бледным лицом:

—Я не знаю!.. Я не верю!.. Штанга, наверное, сломается... Останови снаряд! Скорее!

Мареев вспыхнул:

—Замолчи, Михаил! Уходи сейчас же отсюда! Я приказываю тебе!

Брусков сразу смяк, пошел, сгорбившись, к своей койке и упал на нее, зарывшись лицом в подушку. <...>

Потом с сияющими глазами он повернулся к стоявшему рядом Брускову и протянул ему руки. Тот бросился ему на шею и, задыхаясь, говорил:

—Никита... Никита... Я много тебя огорчал... Но теперь все прошло... Я так счастлив... Это ты... все ты...

Завоевание недр. 1935

Другие соображения можно пока что сформулировать только в виде вопросов. Нп. тема «новых отношений» достаточно давно разрабатывалась в русской утопической (идеалистической?) и революционной беллетристике, однако гомосексуальная линия не появлялась. Ср. реплику кн. Кропоткина при знакомстве с Корнеем Чуковским:

—Скажите: вы сами педераст? Да что вы краснеете! У нас в корпусе мы все были педерастами.

Чуковский К. Дневник 1901—1969: В 2 т. М., 2003. Т. 2. С. 512.

Почему — не вполне ясно (причем специальная литература [А.Бурлешин. Вскрытая повседневность (рец.)] указывает на всегдашнее негативное отношние русских марксистов и затем большевиков к гомосексуализму).

Советская фантастика как правило изображает как фон для технических инноваций и социальные, так что... На этом месте рассуждение временно прерывается.

UPD:
«Лахузен [How Life Writes the Book: Real Socialism and Socialist Realism in Stalin's Russia, 1997]...обнаружил [в романе "Далеко от Москвы"] не очевидный при поверхностном прочтении гомоэротизм — строители бесконечно обнимаются и любуются крепкими телами друг друга: «Он обеими руками пожал руку главному инженеру, поглядел ему в лицо и крепко обнял. За ним подошел Батманов и тоже обнял Беридзе, шепнув: „Давно бы так, дорогой“. Вслед за остальными приблизился Алексей. Беридзе взглянул на него и улыбнулся: как всегда, на лице Ковшова можно было прочесть все, что наполняло его душу. Алексей и радовался за товарища, и был смущен. Беридзе притянул его к себе. Они расцеловались».

Из этого наблюдения ясно, что тенденции мейнстрима можно рассматривать в таких младших жанрах как фантастика. Особенно поучительно, что "Далеко из Москвы" — роман 1948 года, — написан куда позже приводимых примеров.

Теперь можно еще прибавить, что стимулом к гомоэротике служило целомудрие некоторой части соцреалистических авторов (более регулярное, чем натурализм "Тихого Дона" и "Хожения по мукам"), т.е. вытеснение женской темы как излишне непристойной. Как там в "Маятнике Фуко"?

—Представьте себе: по ночам ледяной ветер, вы в палатке вместе с другом, с которым едите из одной плошки, страшно, голодно, холодно, хочется к маме. Что дальше?

—Фиванский легион, мужественное объятие, — предположил Бельбо.